"Михаил Литов. Кто как смог " - читать интересную книгу автора

откуда-то одновременно научное и легендарное познание о стоящей вообще на
несколько отдаленной окраине церквушке, знаменитой, но после долгой и
заслуженной славы вдруг захромавшей у нерадивых людей так, что в
обнаженности и зиянии она уподобилась каким-то уродливым костылям. Сейчас и
она усовершенствовалась, так что можно поговорить о современных людях как о
знающих всякие архитектурные тайны и ухищрения лучше древних, как о людях
ученых и в науке много укрепленных и обеспеченных. Остались в беспокойстве
еще только разные хранители и создатели легенд. Они бегали вокруг церквушки
и рассказывали о ней чудесные вещи, и хотя их было немного, их авторитет
стоял довольно прочно, поскольку даже люди науки не совсем смотрели на них
как на чудаков и кое-что солидно подтверждали в их безудержных
высказываниях. Говорили же среди всякого, что в стенах церквушки все
прошлые века создавалась и складывалась, сплеталась в циклы, в свитки
вдохновенная древняя литература. Этот разговор образовывал в иных умах, не
желавших ни спора, ни какого-либо умственного или нравственного обострения,
страшную и казавшуюся им отчасти постыдной думку о безднах времени, о
копошащихся в них писателях и мыслителях. Были и такие в городе, которые не
выдержали всей этой музейной, но не застойной, а как будто даже чересчур
деятельной напряженности, к тому же странным образом обязывающей мыслить, и
повели себя как сумасшедшие.
У Севера Глаголева, который на переходе к полной зрелости возраста
явился из полуночной стороны, все было обычно и как от века дано, пока он
на религиозные запросы своей души отзывался вполне мудрым рассуждением о
недоказуемости существования Бога, равно как и неправомочности утверждения,
что никакого Бога вовсе нет. Север Глаголев усмехался диалектически и
требовал безупречной логики в этом основном вопросе человеческой жизни. Но
не иначе как бесы принялись внезапно осаждать его. Одни, подделывая голоса
под гром и воплотившееся в некую бурю мужество, возглашали, что Бог есть,
не остерегаясь брать на себя такую смелость, а другие, или те же, только
успевшие изобразить себя другими, отвратительно, саркастически пищали: Бога
нет! Север ужасался. В каком мире он проживал мгновения, когда это с ним
происходило? Он и сам не ведал.
В описываемом нами краю была не совсем страна Андрея Боголюбского, но
и здесь львы, фигурки всякие, как будто даже драконы резными струями
стекали по фасадам соборов, быстро и тесно выражая вселенную. Встающее
солнце посыпало резвыми лучами окна спальни в домике, где с некоторых пор
зажил Север Глаголев. И сам он тоже ткал своим неказистым существом узоры в
доставшемся ему жилище, но переменчивые и довольно-таки скудные, и иногда
даже мелькал в комнатах длинно и с попеременной заметностью проползающим в
неизъяснимой печали змеем. В прошлом, уже, собственно говоря, безвозвратно
утраченном, он бойко перелистывал страницы дальних и близких
странствований, были у него жены, одна другую сменяя и все уже, на его
счастье, исчезнув, а в последнее время он завел самоличное дельце по части
художественных промыслов, и на капиталы от него мог еще какое-то время без
боязни голода и нищеты просуществовать. Север часто вздыхал, сокрушаясь о
бессмысленной молчаливости души, не умеющей должным образом выразить
потребность в устойчивости и совершенстве. Со многими эпохами в его жизни
старение безболезненно покончило; он не то чтобы перечеркнул прошлое, что и
невозможно, а бросил страсть жить будто бы слишком привычной жизнью, резко
прервал бывшее с ним и прекрасным летним днем приехал сюда с одним только