"Михаил Литов. Наивность разрушения " - читать интересную книгу автора

должно было перейти в качество, а потому мне представляется, я вправе
назвать себя не только начитанным, образованным человеком, но и ученым. К
тому же рост житейского опыта. В моих глазах он выглядит настолько
внушительным и уверенным, что я все чаще и все смелее предвкушаю день,
когда сам сяду писать книгу и изложу в ней свои воззрения на судьбу России
и русского человека. Ох, был бы я хоть чуточку пророком! Я не исключаю, что
среди моих высказываний встречаются и пророческие, однако мне явно не
хватает смелости и, может быть, некоторой даже наглости, чтобы подавать их
как таковые. Разумеется, я не падаю духом. Я полагаю, можно не только
ничего не говорить, но как бы и вовсе не думать о будущем и в то же время
быть серьезным, значительным мыслителем. Я знаю, между прочим, что напишу
лишь одну стоящую книгу, - когда-нибудь... Заметки же эти, которые я пишу
единственно с целью разобраться в моральной стороне произошедшего со мной
минувшей зимой, предназначены не столько для публики, сколько для меня
самого, они - инструмент, скальпель, и этим скальпелем я снимаю уже
успевший покрыть случившееся тонкий налет таинственности. С ним в руках я
погружаюсь в атмосферу недавних событий, взыскуя теперь разумения, которого
тогда мне определенно не хватало в иные решающие мгновения.

***

Каждый месяц из своего скудного бюджета я выкраиваю деньги на книгу, а
согласившись победствовать, покупаю даже две. Это большой праздник для
меня. Чтобы он получше удался, я планомерно и с упоением жреца,
совершающего ритуал, который никому, кроме него, не под силу, обхожу все не
столь уж многочисленные книжные магазины города и тщательно выбираю,
подолгу простаивая перед прилавками и полками. В последнее время я
неизменно заканчиваю свое путешествие в крошечном книжном подвальчике, что
в переулке, соединяющем набережную с одной из главных наших улиц, и там
есть из чего выбирать, но я еще ничего в этой лавке не купил, поскольку
хожу в нее все-таки не ради книг и меня точит нелепая мысль, что, купив
здесь книгу, я словно потеряю право прийти сюда в следующий раз. Это
прекрасный, обособленный от шума и подлости мира, уютный подвальчик. Я
наведываюсь в него ради продавщицы Наташи, создания высшего порядка. Наташе
(мне удалось подслушать ее имя) лет двадцать пять на вид, и я, конечно,
безумно стар для нее. Посетителей, когда бы я ни спустился в подвальчик,
мало, люди думают, что в широких магазинах выбор лучше и посещать их
почетнее, а узеньких вместилищ вроде того, где за прилавком томится моя
бесценная, не понимают. Я медленно мну пол, брожу как во сне, как в тумане,
разглядывая корешки книг. В противоположном от входа углу имеется тесная
дверь, в нее надо войти, если хочешь сдать ненужные тебе книги, и за ней
часто виднеется какой-то человек, надо полагать комиссионер, который может
беспрепятственно наблюдать за моими передвижениями и делать умозаключения
на счет истинной цели моих посещений. Человек этот загадочен, во всяком
случае у него пугающе круглые глупые глаза, и я подозреваю, что он, зная
все о стоимости книг, бессмысленно и беспощадно глух к их содержанию и что
он опасен для меня. Вот еще загадка, которую я не в состоянии разгадать:
действительно ли томится Наташа за прилавком, скучает ли она на своей
работе, полагая, что здесь понапрасну прозябают ее молодость и красота, или
ее милая головка не менее, чем моя, полна возвышенных дум о книгах?