"Михаил Литов. Угличское дело " - читать интересную книгу автора

истинного паломника, этакого простодушного инока Парфения, а может быть, и
ученого, на редкость внимательного к изобретениям человеческого гения
епископа Порфирия. Но до этого еще было далеко, в пути своем Павел пока
лишь наливался бодростью и жаждой безостановочности, беспрестанности
шествия. Он не свернул в Варницкий монастырь, решив посетить это святое
место на обратном пути, а в Ростове, поразившись размаху творческих
замыслов и осуществлений митрополита Ионы Сысоевича, создателя местного
чуда, не пошел к Димитрию Ростовскому, которого недостаточно жаловал за
пристрастие к плетению словес, к схоластике, к латынщине, к уже не нужному
на красивой и удовлетворенной построениями гармонии земле библейскому
баснословию.
Вот уж истинно дед Залесской земли, здорово сказано, восклицал Павел,
все оглядываясь со своего пути на Ростов, и снова перед ним словно наяву
вставали картины тамошнего кремля, а вспомнив их, он уж думал, что больше
нигде и никогда не увидит ничего подобного. Хороша и крепка там земля, и
даже если озеро Неро выйдет из берегов огромным водяным валом, или дома
смешаются в кучу камнепада, или в человеке дико взбунтуется первобытный
неугомонный язычник, то и тогда выстоит громадина стен, башен и храмов, не
дав заново восторжествовать хаосу. Продвигался он, споро и неуклонно, но
теперь не знал, действительно ли сворачивать куда с ярославской земли,
краше которой, судя по всему, нигде иной не сыскать. К Переславлю Павел
подошел с горячим внутренним ликованием, размышляя о Данииле, сделавшем в
этой местности культуру действия. Его удивляло, что кто-то мог не знать,
как действовал этот святой и какую гармонию вносило в разлады жизни его
собирание по дорогам умерших. Поклонился он и Никите, но это был всего лишь
чудак, увидевший в супе окровавленные куски человеческого тела и в испуге
побежавший от своих жестоких грехов стоять на столпе в каменной шапке.
Нехороши бывают попы, бывают хуже всех, осуждающе покачивал головой
Павел. Он восходил на гору к красотам бывшего Горицкого монастыря. Они не
только упустили этот монастырь, они привели его в запустение, разрушили,
превратили в пыль и бурьян. А спасли-то музейщики! Вон какая красота! Павел
зашелся от восторга. А в Борисоглебском хотят прогнать музейщиков, и в этом
они опять же нехороши, потому как надо не гнать, а разобраться и достичь
согласия, и если добьются своего, прогонят, так скорее всего то и выйдет,
что и там они, за грех вражды, скатятся в разруху и тлен. Не в их обрядах и
молебнах Бог, решал для себя Павел и взглядывал на окрестный мир,
соображая, как бы применить к нему со свои помыслы.
Павел пришел к Сергию. С безмолвной радостью побывал во всех храмах,
какие были открыты, помянул знаменитых строителей и святителей. Но Лавра
показалась ему уже суетной, изобилующей наглыми нищебродами и глупыми
иностранцами. Он пошел куда-то по городу и выпил в пустом кафе чашку
жидкого кофе, ничего не ответив продавщице, спросившей, понравилось ли ему.
Лавра все время оставалась в стороне, но на виду, он обходил ее кругом,
посещал какие-то церквушки и только издали любовался ее стройной мощью.
День был прекрасный, солнечный, светлый. Павел шел по оживленной улице,
смотрел на аккуратные, свежие домики по обеим ее сторонам, а впереди
поднималась и на глазах росла Лавра. Он понял, что вот ради этого и стоит
жить. Он пожал плечами, словно отвечая презрением на вопрос каких-то унылых
людей, в чем же смысл жизни; он, собственно, отгонял от себя призраков ночи
и с усмешкой смотрел, какие они слабые и жалкие. Что ему за дело до людей,