"Бентли Литтл. Письма, несущие смерть " - читать интересную книгу автора

сосредоточиться на местных темах, но это не всегда удавалось.
"Любовь - это все, что тебе нужно", - пели "Битлз", но в моем случае
это не соответствовало действительности. Я хотел, чтобы это было правдой. Я
очень хотел бы сказать, что, когда Викки рядом, мне ничего больше в жизни не
нужно и я не думаю о письмах, но факт оставался фактом: моя девушка и моя
корреспонденция удовлетворяли два разных желания, затрагивали две
противоположные сферы моей жизни. Я нуждался и в том и в другом.
Как-то в четверг я вернулся домой с работы и застал такую картину:
Викки сидела на полу посреди нашей крохотной гостиной в окружении десятков
писем и газетных вырезок. Она нашла мой архив, мои письма - оригиналы,
ксероксы и публикации - все сопоставила и поняла, что я сделал, чего достиг.
Когда я вошел в комнату, Викки подняла на меня глаза и с упреком
сказала:
- Ты никогда мне об этом не рассказывал. Я даже не подозревала о твоей
политической активности. - Викки взяла в руки письмо Карлоса Сандоваля. - Ты
боролся с городским советом и победил. - Она бросила письмо и поднялась с
пола, засыпанного бумагами.
Викки вторглась в мое личное пространство. Гнев вспыхнул, тут же
смешавшись с чувством вины и стыда, ведь эту сторону своей жизни я от нее
скрывал. В общем, я во всем признался и даже испытал облегчение, а потом
ответил на ее вопросы, уточнил порядок событий, рассказал, как выступал от
лица других людей и вымышленных организаций. И все же...
Я рассказал не обо всем. И солгал.
К счастью, я сохранял не все письма, и свидетельств моих подлых деяний
не осталось. В основном я хранил только те письма, что становились
достоянием общественности, те, что я и предназначал для публикации в
газетах. Однако, хотя мой архив производил сильное впечатление, он не шел ни
в какое сравнение с недостающими письмами.
Директор Пул.
Ведьма.
Мой отец.
Викки узнала, что я писатель писем, но не узнала, что я Писатель Писем,
и меня это устраивало. Слишком дотошное разбирательство не привело бы ни к
чему хорошему. Черт побери, я сам не знал, кто я на самом деле и сколько еще
в мире таких, как я.
Мы долго сидели бок о бок, окруженные моими бумагами. Небо за окном
темнело, комната погружалась в сумрак. Ни Викки, ни я не пошевелились, чтобы
зажечь свет, как будто мы оба боялись, что любое движение, любая попытка
разрушить чары разобьют наше хрупкое счастье и нам останется лишь собирать
осколки. Мы переживали самый уязвимый период наших отношений. С того момента
они могли развиваться в любом направлении, поэтому мы сидели и
разговаривали. Разговаривали до тех пор, пока Викки снова не уверилась в
том, что хорошо меня знает, а я убедился в том, что она ничего существенного
не обнаружила.
Потом мы занимались любовью, но сначала Викки убрала мои письма, сложив
их обратно в папки. Тогда я и понял, как мне с ней повезло. Не зная всего,
она интуитивно поняла, как эти письма важны мне. За это я полюбил ее еще
больше.
Теперь, когда Викки знала о моем эпистолярном творчестве, отпала
необходимость таиться. Я отбросил сентиментальную сдержанность, перестал