"Сэм Льювеллин. Кровавый удар " - читать интересную книгу автора

комедии. На первом плане Кристофер - режиссер спектакля, - в элегантных
французских брюках и светло-коричневой рубашке. Рядом с ним его жена Рут,
дочь Невилла Глейзбрука, в полосатой блузке и короткой юбке, обнажающей
каприйский загар ее ног. Приятное личико Рут с полными губками, придающими
ей вечно изумленный вид, обращено к Кристоферу, пепельные волосы откинуты
назад и сколоты бархатной заколкой. По другую сторону стояла моя мать -
полная женщина маленького роста с несколько стеклянным взглядом и
неизменным сухим мартини в руке. Рядом с ней я увидел Джорджа - моего
отчима, - волосатого, как тролль. В руках он держал бутылку. Он всегда
что-нибудь вертит в руках, это помогает ему соображать.
Итак, все семейство приготовилось изобразить радость встречи.
Неожиданно я поймал себя на мысли, что отец, увидев этот спектакль,
посмеялся бы от души. Я вспомнил нашу последнюю встречу с ним. Он ждал
такси, которое должно было увезти его из дому и из нашей жизни. Его
шкиперская борода торчала вызывающе, руки были глубоко засунуты в карманы
синей морской робы. Я еще ребенком понял, что мой отец - человек
незаурядный, он смотрит на вещи по-своему. Это было неудобно для многих
людей. Но не для меня. Я догадывался, что круг интересов моего отца - это и
есть то, что можно назвать единственно стоящим в жизни. Но у меня не было
возможности узнать его по-настоящему. В те времена, когда отец был с нами,
я еще не дорос, чтобы задавать серьезные вопросы.
Я поцеловал мать и Рут, пожал руку Джорджу, который ощетинил мне в
ответ свои жесткие усы. Мы завели светскую беседу. Наконец Кристофер увел
меня от компании. Мы прошлись по аллее и остановились около клумбы розовых
флоксов и поздних дельфиниумов. Кристофер строго произнес:
- Я очень обеспокоен.
На его лице при этом не было заметно и тени беспокойства.
Когда-то журналистка, бравшая у нас с Кристофером интервью для
"Братьев", традиционной воскресной рубрики "Трибьюн", высказала мысль, что
лицо моего младшего брата - рациональный вариант моего облика. Не такое
просторное, как у меня. Волосы приглажены, тогда как у меня торчат во все
стороны. Нос прямой, подбородок - аккуратный. И все это расположено
компактно, а не вразброс.
Кристофер смотрел на меня изучающе.
Я выжидал. Журналисты и рулевые знают, что всегда надо быть настороже
и ждать, пока другие первыми откроют свои карты.
- По поводу "Лисицы", - продолжал брат. - Меня очень встревожил этот
ужасный случай в Чатеме. Журналисты не дают мне проходу.
Я сочувственно кивнул.
- Между прочим, - его начинало раздражать мое благодушие, - я не
думаю, что в случившемся виноват ты или кто-нибудь из твоих юных
головорезов.
Мое молчание выражало полное согласие.
Кристофер был политик. Политики не выносят молчания.
- Ходят разговоры о пьянке на корабле. Множество всяких слухов.
Пресса, конечно, все подхватывает и раздувает. Это очень скверно... У меня
есть обязательства как у опекуна, - закончил он после секундной заминки.
Я смотрел на сияющие огнями уютные домишки, бывшие некогда конюшнями.
На ярко-желтом гравии дорожек распластались похожие на огромных причудливых
рыб длинные серебристые машины. Кристофер стоял рядом со мной в своих