"Дэвид Лодж. Академический обмен (Повесть о двух кампусах) " - читать интересную книгу автора

самолет, например, который виден из окна, - разве может он вместить всех
пассажиров, желающих в него попасть? Войдя в салон через рукав, Филипп
укрепляется в своем мнении - ни дать ни взять консервная банка, битком
набитая сплетенными человеческими конечностями. Но стоит всем рассесться по
местам, и снова воцаряется спокойствие. Сиденья так удобны, что и вставать
не хочется, а если уж понадобится - проход всегда свободен... Тихо звучит
музыка... Мягко струится свет... Стюардесса предлагает свежие газеты...
Багаж в надежном месте где-то в хвосте самолета, а если его там нет, то
пассажир тут ни при чем, и в этом-то все и дело. В конце концов, иначе как
на самолетах теперь не путешествуют.
И вот лайнер выруливает на взлетную полосу. Филипп выглядывает в окно,
и совершенно напрасно - он видит подрагивающие крылья, все эти панели и
заклепки, и размытые непогодой надписи, и язычки копоти на обшивке
двигателя, и до него постепенно доходит, что он доверил жизнь свою машине,
творенью рук людских, подверженному разрушению и тлену. И так далее и тому
подобное. До тех пор пока самолет не наберет высоту, его то и дело будет
бросать из безмятежности в отчаянье.
Больше всего его удивляет хладнокровие попутчиков, и он внимательно
следит за их непринужденным поведением. Воздушный перелет для Филиппа Лоу -
это драматическое действо, которое он принимает как храбрый самоучка,
решивший показать себя в компании блестящих лицедеев. Честно говоря, и на
вызовы судьбы он отвечает в таком же духе. Он подражатель, неуверенный в
себе, всегда готовый угодить и быстро поддающийся внушенью.

Предположение о том, что Моррис Цапп на борту своего самолета ничего
подобного не испытывал, было бы не вполне верным. Закаленный ветеран
внутренних авиалиний, посетивший чуть ли не все штаты с лекциями, докладами
на конференциях и ради деловых встреч, он все-таки не мог не заметить, что
время от времени самолеты разбиваются. С большим скептицизмом относясь и к
мирозданию в целом, и к его организующему началу ("Как можно называть это
расточительство "Божьим промыслом"?" - говорит он, указывая на усыпанное
звездами ночное небо), он частенько поднимается по трапу самолета с мыслью
о том, не будет ли его имя фигурировать в еженедельном телевизионном
выпуске "Жертвы авиакатастроф". Как правило, такие мысли посещают его лишь
в начале и по завершении полета - он где-то вычитал, что восемьдесят
процентов авиакатастроф приходится на взлет или посадку. Статистика, прямо
скажем, неудивительная для тех, кому хоть раз пришлось в ожидании посадки
покружиться с часок в компании других самолетов над аэропортом, с которого
каждые полторы минуты взлетает еще полсотни стальных птичек, и всей этой
стаей жонглирует компьютер, и достаточно короткого замыкания, чтобы летные
соревнования перешли в воздушный бой с участием специально нанятых
авиакомпаниями отставных камикадзе, сокрушающих друг друга в небе и
сталкивающих в лоб соперничающие "челноки", и с неба посыпались бы дождем
хвосты, крылья, двигатели, пассажиры, биотуалеты, стюардессы, листочки с
меню и пластиковая посуда (Моррис Цапп апокалиптически представлял себе эту
картину - да и кого в Америке не посещают в наши дни подобные видения?),
нанося непоправимый урон окружающей среде.
Предпочтя беспосадочный полярный перелет в Лондон рейсу с остановкой в
Нью-Йорке, Цапп сообразил, что он на целых пятьдесят процентов сократил
риск быть ввергнутым в великое побоище. Правда, это утешение несколько