"Олаф Бьорн Локнит. Зов Древних ("Конан") " - читать интересную книгу автора

рано, чем поздно.
- У тебя были какие-то знамения? - неожиданно серьезно спросил Юний.-
Если да, то я готов довериться тебе и немедля отправиться с тобой. И пусть
эти вечные стены и солнце станут свидетелями моим словам.
- Увы, весьма немногое,- вздохнул Септимий.- Но и это немногое
поражает, если поверить в него. Можно считать все не более чем простым
совпадением, и здравомыслящие снобы из столичного круга мыслителей и эстетов
непременно так и посчитали бы, но я хочу думать иначе. Ты знаешь, я много
учился и немало прочел, а значит, имею на это полное право, как, впрочем,
любой гражданин Аквилонии. Станешь ли ты слушать меня не прерывая, пока я не
окончу рассказ? После говори все, что тебе заблагорассудится. Иначе я боюсь
потерять неверный след своих размышлений, ибо он прерывист и запутан, и с
тех пор, как я прошел впервые тем путем, пролились обильные дожди.
Юний знал, что Септимий, хоть и был молод, любил выражаться витиевато,
обожал лирические отступления и странные, отдаленные сравнения и
сопоставления в разговорах, что явно не было в моде при нынешнем
короле-варваре из Киммерии. Двор, подражая вседержителю, выражался
лаконично, сухо и порой грубо.
- Конечно, я не пророню ни слова, - поспешил заверить Септимия Юний,-
даже если речи твои покажутся мне речами безумца.
- Итак, ты сам согласился, - лукаво улыбнулся Септимий, и глаза его на
мгновение странно блеснули.
Он рывком поднялся, прошел к маленькому изящному круглому столику из
черного дерева, инкрустированному серебром, который весь был завален
книгами, рукописями хозяина и гусиными перьями. Выхватив из этой груды
желтый шелестящий свиток, он стремительно возвратился на ложе, устроился в
ужасно неудобной и, на взгляд Юния, вредной для осанки позе, развернул
старинный список, снабженный, как успел заметить наблюдательный гость,
цветными изукрашенными буквицами и чертежами, лихорадочно стал просматривать
его, нашел, наконец, искомое место, вздохнул глубоко, утер губкой вспотевший
лоб и приступил к чтению, перемежая его собственными замечаниями и
рассуждениями.
- Списку этому, как гласит дата, без малого двести пятьдесят лет.
Сделан он с еще более старого документа, коим я не располагаю. Сомневаюсь,
что он вообще существует ныне. Здесь рассказ о временах, когда история
Фрогхамока насчитывала едва половину сегодняшней.
"Ага, четыреста лет,- быстро вычислил Юний.- Что ж, весьма почтенный
даже для сказки возраст. Хотя, бесспорно, найдутся достоверные сведения и
древнее".
- В то время в отдаленных окрестностях замка было неспокойно,-
продолжал Септимий.- Как повествует составитель, почтенный Орибазий, жители
крошечных деревенек, ютившихся близ горных отрогов, стали жаловаться на то,
что единственное их имущество - козы и овцы, коих они во множестве пасут на
высоких пажитях в летнее время, стали по ночам пропадать неведомо куда.
Сторожа бдели ночь напролет, но не заметили ничего, собаки также не подавали
голоса, поэтому заподозрить волков или иных диких зверей было невозможно...
Речь Септимия текла гладко и ровно и очень напоминала певучую речь
бродячих сказителей. Правда, те изъяснялись обычно просто и доступно, а
потомок Блажного Мабидана и слова не произносил в простоте. Однако Юний
давно привык к витиеватым словесам и, не обращая особого внимания на