"Андрей Анатольевич Ломачинский. Автономный Аппендицит " - читать интересную книгу автора

только швартовые вязать! Хотя вяжут же крючки на леску, может есть надежда,
что узлы не разойдутся ночью. Может и не спущу на первый послеоперационный
день свою кровушку. Дальше мышцы в другом направлении идут - тут не только
резать, но и тупо расслаивать надо. Ха, получилось - мужики сильные, им мясо
раздвинуть не проблема. И кровит мало. Так, ребята, теперь начинается самое
трудное. "Замполит держи им картинку." Замполит открывает учебник по
хирургии. "Мы сейчас на глубокой фасции - ее разрезать особых проблем нет.
Там дальше брюшина. Она мягкая и вскрыть ее надо аккуратно. А вот потом
будет самое сложное. Судя по моим болям, то аппендикс мой за слепой и
восходящей толстой кишкой спрятан. Сам он в рану не выпрыгнет. Надеюсь, что
брюшиной он все же не прикрыт и вы его без труда вытащите. Но очень бережно!
Если он лопнет - то смерть. Сбоку у него может быть пленочка-брыжейка. Его
надо будет в рану вывести, два раза перевязать и посередине перевязок
отрезать. Ну а потом культю йодом обжечь и кисетом обшить. Я вам много
помочь в выделении аппендикса не смогу. Как вскроете брюшину под кишку,
сюда, сюда и сюда надо наколоть новокаина длинной иглой. Только потом за
отросток браться, иначе я могу сознание от боли потерять. Поняли?"
Объясняя Пахомов водил по картинке кончиком зажима, оставаясь
стерильным. Но теперь ляп дал боцман - он ткнул пальцем в перчатке в книжку,
оставив там красное пятно: "Так шо, мне в эту дырку к тебе прям в брюхо
руками лезть?"
Доктор крайне вымученно улыбнулся: "Да, только перчатку смени и спирт
на руки". Пахомов чувствовал себя все хуже и хуже, и контролировать ситуацию
ему становилось тяжело. "Давайте, ребята, побыстрее, хуево мне. За кишки
потянете, могу отключиться. Тогда вам замполит один будет эту книжку
читать."
В брюшную полость вошли быстро и без проблем. Брюшину сам Пахомов
подхватил пинцетом и боцман без колебаний ее рассек одним движением,
приговаривая: "Брюхо як у сёмги, а икры нэма!". Потом попытались подвинуть
слепую кишку для забрюшинной анестезии. Тут и началась пытка! У Пахомова
выступили слезы, его пробила дрожь с холодным потом. Через стон он сказал:
"Стойте, мужики, очень больно! Плесните на кишку пару шприцов новокаина,
может поможет, а потом продолжим." Вне зависимости от обезболивающего
эффекта, он решил терпеть и стиснул зубы. Плеснули. Подождали минуту и опять
полезли куда-то колоть. Вроде боль немного стихла, не все равно, когда
тянули кишку она оставалась на грани переносимости. Слезы полились ручьем, а
стоны доктор уже и не сдерживал. "Бляди, давайте отросток в рану!!! Мочи
больше нет."
Боцман в очередной раз сказал свое заклинание "а якось воно будэ" и
решительно запустил руку в рану. Пахомову показалось, что с кишками у него
попутно выдирают и сердце. Внезапно боль унялась. Левая рука боцмана все еще
утопала где-то в Пахомовском брюхе, а правая рука бережно, двумя пальчиками,
вертикально держала весьма длинный багрово-синий червеобразный отросток.
Брыжейки практически не было, все сосуды шли прямо по стенке аппендикса. К
ране вплотную прижималась слепая кишка. Пахомов схватил лигатуру и попытался
приподняться. Замполит поддерживал его под плечи. Напряжение брюшной стенки
опять пробудило боль и Пахомов заговорил с подвыванием: "Щааас, я-ааа
тебя-ааа, суку, апендюка, перевяжу!" Перевязал. Хорошо ли, плохо - сил нет
переделывать. Уже лежа и глядя в зеркало перевязал еще раз. Потом окрасил
йодом своего больного червяка и отсек его.