"Джек Лондон. Сцапали (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

растоптаны так, как были растоптаны мои! Меня лишили права предстать перед
судом присяжных - не спросили даже, считаю ли я себя виновным или нет;
меня, в сущности, осудили без суда (ибо не мог же я считать судом фарс,
разыгранный в городе Ниагара-Фоллс!); мне не дали возможности снестись с
юристом или с кем бы то ни было и, стало быть, лишили права обжаловать
приговор; меня наголо обрили, облачили в полосатую одежду каторжника,
держали на воде и хлебе, заставили выполнять каторжную работу и ходить под
вооруженным конвоем. И все это - за что? Что я сделал? Какое преступление
совершил я по отношению к гражданам города Ниагара-Фоллс, что на меня
обрушили все эти кары? Я даже не погрешил против постановления,
запрещающего ночевать на улице. Я спал не на улице, а в поле. Я даже не
просил хлеба и не выклянчивал "легкую монету" у прохожих. Я только
прошелся по их тротуарам и поглядел на их грошовый водопад. Так в чем же
тут преступление? Юридически я не совершил ни малейшего проступка. Ладно,
я им покажу, дайте мне только выйти на волю!
На следующий день я обратился к надзирателю. Я потребовал адвоката.
Надзиратель высмеял меня. Надо мной смеялись все, к кому бы я ни
обращался. Фактически я был отрезан от мира. Я вздумал написать письмо, но
узнал, что письма читаются, подвергаются цензуре или конфискуются
тюремными властями и что "краткосрочникам" вообще не разрешено писать
писем. Тогда я попробовал переслать письма тайком через заключенных,
выходивших на волю, но узнал, что их обыскали, нашли мои письма и
уничтожили. Ладно, все это лишь отягчит обвинение, которое я предъявлю,
выйдя на свободу!
Но шли дни, и я мало-помалу "умнел". Я наслушался невероятных,
чудовищных рассказов о полицейских, об адвокатах, о полицейских судах.
Заключенные рассказывали мне вещи поистине страшные о своих столкновениях
с полицией в больших городах. Еще страшнее были ходившие среди них истории
о людях, которые погибли от рук полиции и, следовательно, не могли уже
поведать о себе. Несколько лет спустя в докладе "Комиссии Лексоу" мне
пришлось читать правдивые повести, еще более жуткие, чем те, каких я
наслушался в тюрьме. А ведь в первые дни заключения я недоверчиво
усмехался, слушая эти, как мне казалось, россказни.
Но дни проходили, и я начинал верить. Я собственными глазами увидел в
этой "исправилке" вещи невероятные и чудовищные. И чем больше я узнавал,
тем сильнее проникался трепетом перед ищейками закона и перед всей машиной
правосудия.
Возмущение испарялось, а страх все глубже пускал корни в моей душе. Я
отчетливо понял, наконец, против чего я восстал. Я присмирел, утихомирился
и с каждым днем все более укреплялся в решении не поднимать шума, когда
выйду на волю. Единственное, чего мне теперь хотелось, - это смыться
куда-нибудь подальше. Именно это я и сделал, когда меня освободили. Я
придержал язык, ушел тихо и смирненько - умудренный опытом и покорный - и
стал пробираться в штат Пенсильвания.

__________________________________________________________________________

Лондон Д.
Л76. Любовь к жизни: Рассказы / Пер. с англ.; Предисловие Б.
Полевого; Составление и послесловие В. Быкова; Рис. В. Цигаля. - М.: