"Джек Лондон. Исправительная тюрьма (Очерк)" - читать интересную книгу автора

стоял у лотка и наблюдал. Изголодавшиеся бедняги никогда не могли
отделаться от ошибочной мысли, что в один прекрасный день им удастся взять
с лотка два куска хлеба. Однако на моей памяти такого случая не было.
Дубинка главного старосты молниеносно, как лапа тигра, опускалась на
провинившуюся руку. У главного старосты был отличный глазомер, он изувечил
этой дубинкой столько рук, что действовал безошибочно. Он ни разу не
промахнулся и в наказание отбирал у провинившегося арестанта и ту порцию,
что ему полагалась, и отправлял его в камеру обедать горячей водой.
И в то время, когда эти несчастные валялись голодные в своих камерах,
я видел, как сотни лишних порций хлеба перекочевывали в камеры коридорных
и старост. Наше стремление присвоить себе этот хлеб может показаться
абсурдным. Однако это был один из видов наших доходов. В стенах нашего
коридора мы были экономическими магнатами, проделывая операции, во многом
схожие с теми, которые осуществляют экономические магнаты государственного
масштаба. Мы держали под контролем снабжение населения продовольствием, и
совершенно так же, как это делают наши собратья-бандиты на воле, мы
заставляли население дорого платить за это. Мы торговали лишним хлебом.
Раз в неделю заключенные, работающие во дворе, получали пятицентовый кусок
жевательного табака. Этот жевательный табак и был денежной единицей нашего
царства. Мы давали две-три порции хлеба за кусок табака, и они шли на это
не потому, что табак любили меньше, но потому, что они больше любили хлеб.
О, я знаю, это все равно, что отнять у ребенка конфету. Но что поделаешь?
Нам надо было жить. И, конечно, инициатива и предприимчивость требовали
вознаграждения. Кроме того, мы всего-навсего подражали нашим более
преуспевшим собратьям на воле, которые в несоизмеримо больших масштабах и
под респектабельной маской купцов, банкиров и магнатов индустрии делали то
же самое, что и мы. Я даже не могу себе представить, что было бы без нас с
этими несчастными заключенными. Мы пустили в оборот хлеб в исправительной
тюрьме округа Эри, тому свидетель небо. Да, и мы поощряли умеренность и
бережливость... у этих бедняг, которые отказывали себе в табаке. И кроме
того, мы подавали им пример. В душе каждого арестанта мы зародили
стремление возвыситься до нашего положения и тоже брать дань. Я полагаю,
мы были попросту спасителями человечества.
Вот вам голодный мужчина, у которого не было табаку. Может быть, он
дошел до такого разврата, что сам его сжевал. Отлично, но у него была пара
подтяжек. Я ему за них предлагал полдюжины кусков хлеба или целую дюжину,
если подтяжки очень хороши. Сам я никогда не носил подтяжек, но это не
имело значения. За углом обитал долгосрочник, осужденный на десять лет за
непреднамеренное убийство. Он носил подтяжки, и ему нужна была одна пара.
Я мог поменять их на мясо. А мне нужно было мясо. Или, может быть, у него
был какой-нибудь старый, потрепанный роман без обложки. Это было целое
состояние. Я мог его прочесть и потом отдать пекарям за пирожное, или
поварам за мясо и овощи, или кочегару за приличный кофе, или еще
кому-нибудь в обмен на газету, которые изредка к нам попадали бог весть
какими путями. Повара, булочники и кочегары были такими же арестантами,
как и я; и они размещались в нашем здании этажом выше.
Короче говоря, в исправительной тюрьме округа Эри процветала
прекрасно организованная система товарообмена. В обороте были даже деньги.
Эти деньги иногда контрабандой приносили с собой краткосрочники, чаще
всего они попадали к нам от цирюльника, который обирал вновь прибывающих,