"Джек Лондон. Признание (Очерк)" - читать интересную книгу автора

Я отрекомендовался англичанином и сказал, что служил на корабле
юнгой. Мне возразили, что говорю я отнюдь не как англичанин. Надо было
как-то выкрутиться, и я сказал, что родился и вырос в Соединенных Штатах,
но после смерти родителей был отослан к дедушке и бабушке в Англию. Они-то
и отдали меня в учение на "Гленмор". И - да простит мне капитан "Гленмора"
- досталось же ему в тот вечер в виннипегском полицейском участке: это был
злодей, изверг, мучитель, наделенный изуверской изобретательностью. Вот
почему в Монреале я дезертировал с корабля.
Но если дедушка и бабушка у меня живут в Англии, почему же я оказался
здесь, в самом сердце Канады, и держу путь на запад? Не долго думая, я
вывел на сцену замужнюю сестру, проживающую в Калифорнии: сестра хочет
взять меня к себе. И я вдался в подробное описание этой превосходной,
добрейшей женщины. Однако жестокосердые полисмены этим не удовлетворились.
Допустим, что я в Англии нанялся на пароход. В каких же морях побывал
"Гленмор" и какую он нес службу за истекшие два года? Делать нечего, я
отправился с этими сухопутными крысами в дальнее плавание. Вместе со мной
их трепало бурями и обдавало пеной разбушевавшихся стихий, вместе со мной
они выдержали тайфун у японских берегов. Вместе со мной грузили и
разгружали товары во всех портах Семи Морей. Я побывал с ними в Индии, в
Рангуне и Китае, вместе со мной они пробивались через ледяные поля у мыса
Горн, после чего мы наконец благополучно ошвартовались у Монреаля.
Тут они предложили мне подождать, и один из полисменов нырнул в
темноту ночи, оставив меня греться у огня и безуспешно гадать, какую еще
ловушку мне готовят.
Сердце у меня екнуло, когда я увидел его на пороге, за плечом
вернувшегося полисмена. Нет, не цыганская любовь к побрякушкам продела в
эти уши серьги из тончайшей золотой проволоки; не ветры прерий дубили эту
кожу, превратив ее в измятый пергамент; не снежные заносы и горные кручи
выработали эту характерную с развальцем походку. И разве не солнце Южных
морей выбелило эти устремленные на меня глаза? Передо мной - увы! -
повелительно встала тема, на которую мне предстояло импровизировать под
бдительным оком пяти полисменов, - мне, никогда не бывшему в Китае, не
огибавшему мыса Горн, не видевшему ни Индии, ни Рангуна.
Отчаяние овладело мной. На лице этого закаленного бурями сына морей с
золотыми серьгами в ушах я читал свой приговор. Кто он и что собой
представляет? Я должен был разгадать его еще до того, как он разгадает
меня. Мне надо было взять твердый курс, прежде чем стервецы-полисмены
возьмут курс на то, чтобы переправить меня в тюремную камеру, в
полицейский суд, в энное число тюремных камер. Если он первым начнет
задавать вопросы, прежде чем я узнаю, что он знает, мне крышка.
Но выдал ли я свою растерянность виннипегским блюстителям порядка,
сверлившим меня рысьими глазками? Как бы не так! Я встретил моряка
восторженно, сияя от радости, с видом величайшего облегчения, какое
испытывает тонущий, когда последним, судорожным усилием хватается за
спасательный круг. Вот кто поймет меня и подтвердит мой правдивый рассказ
этим ищейкам, не способным ничего понять, - таков был смысл того, что я
всячески старался изобразить. Я буквально вцепился в моряка и забросал его
вопросами: кто он, откуда? Я как бы ручался этим судьям за честность
своего спасителя еще до того, как он меня спасет.
Это был добродушный человек, его ничего не стоило обвести вокруг