"Д.Лондон. Мамонт Томаса Стивенса" - читать интересную книгу автора

громадная глыба. Когда я проделал это несколько раз, он понял мою хитрость и
переменил тактику. Начал стараться выиграть время, понимаете? Без малейшего
предупреждения кидался прочь и летел к воде во весь дух рассчитывая поспеть
туда и обратно, прежде чем я убегу. В конце концов, осыпав меня страшными
проклятиями, он снял осаду я неторопливо направился к водопою.
Вот только раз зверь и осадил меня, - на это пошло три дня, а затем
наша гонка продолжалась безостановочно. Все кругом да кругом, как заведенные
часы... Платье стало с меня клочьями валиться, но я не останавливался для
починки, так что наконец остался совсем без одежды и бежал в чем мать родила
со старым топориком в одной руке и булыжником в другой. Я останавливался
только для сна, урывками, где-нибудь на выступе скалы. Что же касается
мамонта, то он заметно худел, должно быть, потерял в весе не менее
нескольких тонн, - и сильно нервничал. Когда я подступал к нему с криком или
кидал в него обломком скалы, он подпрыгивал, как жеребенок, и начинал
дрожать с головы до ног, а потом бросался бежать, вытянув хвост и хобот,
озирался через плечо, злобно сверкал глазами и ругал меня так, что просто
ужас. Безнравственная это была скотина - убийца и ругатель.
Но наконец мой мамонт все это бросил и принялся хныкать и вопить,
словно младенец. Он совсем упал духом, превратившись в какую-то дрожащую
гору страдания. Он стал мучиться припадками сердцебиения, шататься, как
пьяный, падать и обдирать себе бока. И потом стал неумолимо плакать, и все
на бегу. Я же только ускорял бег. Наконец, я замучил зверюгу совершенно, и
он лег на землю, задыхаясь, голодный и изнемогая от жажды. Когда я увидел,
что он не двигается, я надрезал ему подколенные жилы и почти целый день
врубался в него топором, слушая его хрипение и всхлипывание, пока он не
умолк.
Длиной он оказался девяти метров, а высотой - шести; между клыками
можно было подвесить гамак и выспаться всласть. Хотя, гоняя, я выпустил из
него все соки, но для еды в нем осталось еще достаточно; одних только
четырех ног могло хватить на жаркое в течение целого года. Я сам провел там
всю зиму.
- А где же эта долина? - спросил я.
Стивенс махнул рукой по направлению к северо-востоку и сказал:
- Ваш табак очень хорош. Я ношу добрую половину его в своем кисете, но
с воспоминанием о нем не расстанусь до смерти. В знак признательности и в
обмен на мокасины, которые у вас на ногах, я презентую вам эти "муклуки". С
ними связана память о Клучи и о семи слепых щеночках; больше того: они
являются памятником события, единственного в истории, а именно - истребления
двух звериных пород, самой древней и самой юной на Земле... Но главное
достоинство этой обуви состоит в том, что она -не износится никогда...
Совершив обмен, Томас Стивенс выколотил золу из трубки, пожал мне руку
с пожеланием спокойной ночи, и удалился, шагая по снегу.
Что же касается рассказа, ответственность за который я уже заранее от
себя отклонил, то советую маловерным съездить в Смитооновский институт. Если
они привезут с собой должную рекомендацию и явятся в каникулярное время, то,
несомненно, добьются свидания с профессором этого института Дольвидсоном.
"Муклуки" составляют ныне его собственность, и он может определить если не
способ, каким они были добыты, то материал, из которого они сделаны. Раз он
подтвердит, что они сшиты из кожи мамонта, то ученый мир должен будет
склониться перед его приговором.