"Джулия Энн Лонг. Опасные удовольствия" - читать интересную книгу автора

которые, по слухам, обещали за его поимку.
Стояла тишина, было слышно, как капает и шипит воск свечи, очевидно,
из-за легкого ветерка, гулявшего по кабинету. Надо было плотнее закрыть
окно. Мистер Паллатайн поблескивал в своем углу и стал казаться более
общительным.
"Неужели это только лишний раз доказывает, что человек ко всему
привыкает", - подумал Колин.
- Миссис Гринуэй, может, сравним наши пистолеты? Мой - больше. - Колин
показал свой пистолет.
- А мой - красивее. - Мэдлин улыбнулась, поняв его намек.
Снова наступила тишина. Колин старался не смотреть на нее, но это было
трудно, поскольку ее привлекательное лицо было самым интересным объектом в
этой комнате. Любовь, печаль и испытания лишь подчеркнули ее необыкновенную
красоту. За эти годы ее характер приобрел... свой рельеф. Местами он был
крутым, неровным и закрытым, где-то - мягким, как холмы Суссекса. Колина
как-то странно влекло к нему, он чувствовал себя исследователем.
Но ему хотелось сделать что-нибудь толковое. Если бы Мэдлин Гринуэй
была одной из его сестер, Женевьевой или Оливией, которые склонны плакать
или бурлить от переполнявших их чувств, когда их что-нибудь беспокоило, он
мог бы обнять ее за плечи. Будь она Луизой, он предложил бы ей носовой
платок и свое плечо или прогулку по холмам, розыгрыш. Все это обычно
успокаивало ее.
Но Мэдлин Гринуэй была сильной. Интересно, знала ли она, как быть
слабой. Похоже, прошло уже много времени с тех пор, как она могла себе это
позволить. "Я буду сильным для тебя".
Эта мысль лишила его спокойствия. Он не был уверен, что сила такого
рода когда-либо требовалась от него. Каждая женщина в его жизни, включая
Луизу Портер, несмотря на ее благородную бедность, всегда относилась к
безопасности как к чему-то само собой разумеющемуся. Она была неотъемлемой
частью их жизни в обществе. Колину же хотелось присесть рядом с Мэдлин,
заключить ее в объятия, потому что был уверен: то, что начинается с
утешения, заканчивается физической близостью. Мэдлин контролировала себя, но
эту способность она воспитала в себе, тогда как чувственность была присуща
ей от природы. И если Колин являлся гением в чем-то, так это в понимании
того, когда женщина готова капитулировать, и в способности уговорить ее
сделать это. Потом еще этот слух о вознаграждении в сто фунтов, который,
несомненно, звучал соблазнительно для Мэдлин Гринуэй. Колин считал, что
сможет укрепить ее преданность, занявшись с ней любовью.
Он представил, как приступит к этому: запрокинет шелковистую голову
Мэдлин и коснется губами ее губ. Сладкий скрытый вкус глубин ее рта, ее
языка. Пальцы медленно спускаются по нежной коже шеи к лифу, освобождая
грудь для его ласк. Он медленно опрокидывает ее на разложенное одеяло,
поднимает платье, глядя в ее темные глаза, пока устраивает свое
изголодавшееся тело у нее между бедер. Она обнимает его затлею, крепко
прижав к себе.
Раскаленный жар заполнил его вены, и Колин прикрыл глаза. Господи. Как
давно это было. Очень давно.
Он постарался дышать ровно, чтобы успокоиться, и принял решение.
Колин сунул руку в карман сюртука, прислонился к стене и, скользнув по
ней, присел примерно на расстоянии фуга от Мэдлин. Сжатые руки он положил