"Федерико Гарсиа Лорка. Лекции и выступления" - читать интересную книгу автора

образом святой Барбары.
Девушка с гребнями срывала свой голос, ибо знала: этим судьям нужна не
форма, а ее нерв, чистая музыка - бесплотность, рожденная реять. Она
пожертвовала своим даром и умением, - отстранив музу, беззащитная, она ждала
дуэнде, моля осчастливить се поединком. И как она запела! Голос уже не
играл - лился струей крови, неподдельной, как сама боль, он ветвился
десятипалой рукой на пригвожденных, но не смирившихся ступнях Христа,
изваянного Хуаном де Хуни.

Приближение дуэнде знаменует ломку канона и небывалую, немыслимую
свежесть - оно, как расцветшая роза, подобно чуду и будит почти религиозный
восторг.
В арабской музыке, будь то песня, танец или плач, дуэнде встречают
неистовым "Алла! Алла!" ("Бог! Бог!"), что созвучно "Оле!" наших коррид и,
может быть, одно и то же. А на испанском юге появлению дуэнде вторит крик
души: "Жив господь!" - внезапное, жаркое, человеческое, всеми пятью
чувствами, ощущение бога, по милости дуэп-де вошедшего в голос и тело
плясуньи, то самое избавление, напрочь и наяву освобождение от мира, которое
дивный поэт XVII века Педро Сото де Рохас обретал в семи своих садах, а
Иоанн Лествичник - на трепетной лестнице плача.
Если свобода достигнута, узнают ее сразу и все: посвященный - по
властному преображению расхожей темы, посторонний - по какой-то необъяснимой
подлинности. Однажды на танцевальном конкурсе в Хересе-де-ла-Фронтера первый
приз у юных красавиц с кипучим, как вода, телом вырвала восьмидесятилетняя
старуха - одним лишь тем, как она вздымала руки, закидывала голову и била
каблуком по подмосткам. Но все эти музы и ангелы, что улыбались и пленяли,
не могли не уступить и уступили полуживому дуэнде, едва влачившему ржавые
клинки своих крыльев.

Дуэнде возможен в любом искусстве, но, конечно, ему просторней в
музыке, танце и устной поэзии, которым необходимо воплощение в живом
человеческом теле, потому что они рождаются и умирают вечно, а живут
сиюминутно.
Часто дуэнде музыканта будит дуэнде в певце, по случается и такая
поразительная вещь, когда исполнитель превозмогает убогий матерьял и творит
чудо, лишь отдаленно сходное с первоисточником. Так Элеонора Дузо, одержимая
дуэнде, брала безнадежные пьесы и добивалась триумфа; так Паганини -
вспомним слова Гете - претворял в колдовскую мелодию банальный мотив, так
очаровательная девушка из Пуэрто-де-Санта-Мария на моих глазах пела, танцуя,
кошмарный итальянский куплетик "О Мари!" и своим дыханием, ритмом и страстью
выплавляла из итальянского медяка упругую змею чистого золота. Все они
искали и находили то, чего изначально не было, и в дотла выжженную форму
вливали свою кровь и жизнь.
Дуэнде, ангел и муза есть в любом искусстве и в любой стране. Но если в
Германии, почти неизменно, царит муза, в Италии - ангел, то дуэнде бессменно
правит Испанией - страной, где веками поют и пляшут, страной, где дуэнде
досуха выжимает лимоны зари. Страной, распахнутой для смерти.
В других странах смерть - это все. Она приходит, и занавес падает. В
Испании иначе. В Испании он поднимается. Многие здесь замурованы в четырех
стенах до самой смерти, и лишь тогда их выносят на солнце. В Испании, как