"А.Ф.Лосев. Поздние века ("История античной эстетики" #7, книга 2) " - читать интересную книгу автора

понятного и убедительного отождествления идеального и материального является
организм. Ведь организм тоже есть такое целое, которое хотя и состоит из
своих частей, но не сводится на эти части и в сравнении с ними является уже
новым качеством, не сводимым на свои же собственные части. Значит, в
организме есть некоторого рода целость, то есть его внутренний смысл и
назначение, его внутренняя идея. И в то же самое время части, составляющие
собою целое, отличны и одна от другой и от своего целого. Внутреннее и
внешнее отождествляются в организме тоже окончательно и неразличимо. А что
такое организм, это уже понимает всякий, и тут объяснять-то нечего. Не будем
же мы, в самом деле, прикидываться, что мы не понимаем отличия живого от
мертвого. Житейски мы это прекрасно понимаем. Однако и философски тоже нужно
считать общей очевидной истиной, что целое, из которого состоит организм,
есть идея и принцип организации организма, так что если этого принципа нет и
если он уходит из организма, то организм разваливается на отдельные, уже не
органические части, то есть на части, не имеющие никакого отношения одна к
другой. Необходимо отдавать себе полный отчет в том, что древние
представляли себе свой мир именно одушевленным, именно в виде организма. И
поэтому неудивительно, что неоплатоники затрачивали такой огромный труд и
столько времени на формулировку космоса как живой цельности. Многие
удивляются, почему неоплатоники так долго и глубоко останавливались на
диалектике одного и иного. Но ведь последовательная и завершенная диалектика
одного и иного только и может уяснить себе, что такое есть цельность,
поскольку всякая цельность только и есть органическое тождество одного и
иного. И эта диалектика одного и иного была заложена еще у Платона в его
"Пармениде". Что же касается неоплатоников, то платоновские диалоги
"Парменид" и "Тимей" вообще являются для них каким-то священным писанием,
которое только и остается излагать и комментировать. Таким образом, личность
и организм естественным образом оказались последней и окончательной ступенью
бытия, которое нужно было точно формулировать. Но то и другое было для
древних не чем иным, как мифологией.
4. Жизненный смысл мифологии Не стоит даже и говорить о том, насколько
ко времени Прокла назрела необходимость жизненного понимания мифологии.
Мифологию, несомненно, понимали как область жизни и Плотин (ИАЭ VI 549-550,
565-583) и Порфирий (выше, I 40). Для сирийских неоплатоников мифология уже
обладает настолько универсальным характером, что дело доходит даже до
категориального толкования отдельных мифов (ср. выше, I 181). С
мифологическими триадами мы встретились также в пергамском неоплатонизме, то
есть у Саллюстия (ср. выше, I 339) и Юлиана (ср. выше, I 370). Саллюстий
даже дает триадическое деление богов. Но, правда, без всяких пояснений. Куда
же было девать весь древнегреческий Олимп, да еще и бесчисленное множество
разных духовных существ ниже Олимпа? Раз уж триада применяется как
единственный универсальный принцип, то, конечно, было бы странно, чтобы он
не применялся к мифологии. И вот универсальную триадическую трактовку
мифологии в виде тончайше продуманной системы впервые мы встречаем
опять-таки только у Прокла.
5. Диалектика реальных мифов Но и на этом жизненное значение триадизма
у Прокла не кончалось. То, что все боги, демоны и люди были распределены в
виде нисходящих триад, - это для прогресса неоплатонизма было сделано
хорошо. Но ведь уже и теоретически такая диалектика отдельных категорий
совершенно недостаточна. Уже сама теория требует перехода от мифологических