"А.Ф.Лосев. Итоги тысячелетнего развития ("История античной эстетики" #8, книга 1) " - читать интересную книгу автора

этой области, о которых небесполезно будет сказать несколько слов.
Зарубежная литература об Августине, например, очень велика. Однако это не
значит, что мы должны снижать значение и наших отечественных исследований.
Мы уже указывали выше на работы И.В.Попова (выше, часть вторая, глава I, 3,
п. 1), В.В.Бычкова (выше, часть вторая, глава I, 3, п. 4), а также и на
большую работу А.Спасского (выше, часть первая, глава VI, 1, п. 4) по
истории тринитарной проблемы. В нашей библиографии мы указываем на работы
В.В.Болотова и Ф.Елеонского. Особого внимания заслуживает выдающаяся работа
А.Бриллиантова, где после характеристики Августина{25} дается весьма
внушительное сравнение Августина с восточной патристикой{26}. Эта работа
является весьма ценной потому, что в ней проводится четкое различие
восточных и западных методов мышления в эту, изучаемую нами сейчас эпоху, то
есть метода исключительного объективизма и метода субъективно-личностных
конструкций.
1. П.Верещацкий На работу П.Верещацкого надо обратить внимание потому,
что в ней проводятся весьма ценные мысли, которые, вообще говоря, часто
забываются, несмотря на большое количество работ об Августине и Плотине. Как
раз этой проблемой о соотношении Августина и Плотина данный автор и
занимается в своих исследованиях{27}. а) Прежде всего у данного автора с
абсолютной принципиальностью отвергается чистый негативизм Плотина, когда о
сверхсущем первоединстве нельзя ничего ни сказать, ни помыслить. После
приведения текстов, свидетельствующих о близости Августина к такого рода
негативизму, П.Верещацкий все-таки пишет{28}: "Бог Августина - это не
отвлеченное сверхсущее (выше бытия и чуждое жизни) "Единое" неоплатонизма,
не безличная и абстрактная монада или энада Плотина, а существо
всереальнейшее, конкретное, Дух живой, личный, самосознающий. По Августину,
для Бога "быть" имплицитно значит уже "быть личностью" в высочайшем смысле
этого слова". Хотелось бы, чтобы подобного рода категорическое утверждение
данного автора имело для себя место и у всех исследователей Августина,
которые часто увлекаются зависимостью Августина от Плотина и забывают
проводимое во всем нашем труде противопоставление природы (или вещи) и
личности. б) Другая правильная идея, которую выдвигает П.Верещацкий,
касается тринитарной проблемы{29}. Именно, как бы ни близка была диалектика
Августина к Плотину, все же его три ипостаси абсолютно лишены даже
какого-нибудь намека на субординацию, в то время как у Плотина эта последняя
весьма заметно чувствуется. Но еще важнее и другое. Именно, если у Августина
на первый план выдвигается категория личности, то и отношения трех ипостасей
должны быть тоже личностными, а не только диалектически-понятийными. Говоря
же более конкретно, раз есть личность, то есть и самосознание, есть воля и
есть любовь. Третья ипостась, по Августину, есть воля, объединяющая первые
две ипостаси в единую любовь. Тайна жизни христианской триипостасности, по
Августину, есть тайна любви. Августин (De trinit. VIII, 12) пишет: "Если ты
видишь любовь, то поистине видишь Троицу... вот три суть: любящий, любимый и
любовь". Здесь можно сказать, что августиновская триипостасность очень
сложна; и ее можно характеризовать не только словами П.Верещацкого. Но что
эта триипостасность несводима на диалектическую логику, а есть предельная
обобщенность личности вообще, об этом спорить невозможно, так что
триипостасная характеристика у Верещацкого заслуживает нашего глубокого
внимания. Заметим также и то, что только персоналистическое понимание
августиновской ипостаси впервые дает материал для ответа на вопрос об