"Пьер Лоти. Рамунчо" - читать интересную книгу автора

приближается и все больше отделяет от окружающего мира этот уголок земли,
эту совсем особенную жизнь пылких горцев, наследников таинственного,
удивительного и не похожего ни на какой другой народа. Бесшумно и властно
подступает вечерний сумрак, окутывая окрестности. Лишь вдали, над сплетением
потемневших долин, розово-сиреневым отблеском сияют несколько еще не
погасших вершин.
Рамунчо играет так, как никогда еще в жизни не играл. В такие мгновения
человеку кажется, что силы его удесятерились, он чувствует себя легким,
невесомым; бегать, прыгать, ударять по мячу - все становится чистейшей
радостью. Но Аррошкоа начинает сдавать, викарий уже два-три раза запутался в
своей сутане, и отставшие сначала соперники начинают понемногу догонять их.
Такая упорная борьба вызывает восторг болельщиков, раздаются ободряющие
крики, в воздух взлетают береты.
Счет сравнялся. Судья объявляет, что у обеих команд по тридцать очков,
и, как это принято с незапамятных времен, провозглашает: "Ставки вперед!
Угощайте игроков и судей!"
Небольшой перерыв в игре. На поле выносят вино, приобретенное за счет
жителей деревни. Игроки садятся, и Рамунчо занимает место рядом с Грациозой,
которая набрасывает на его мокрые от пота плечи доверенную ей на время игры
куртку. Потом он просит ее отвязать от своей покрасневшей руки сплетенную из
ивовых прутьев и кожи перчатку. Он отдыхает, гордый своим успехом, взор его
встречает повсюду приветливые улыбки девушек. Но там, по ту сторону от
стены, в надвигающемся сумраке он различает старинные баскские дома,
деревенскую площадь, выбеленные известью крытые крылечки домов, старые
подстриженные чинары, массивную церковную колокольню и надо всем этим
подавляющую своим величием Гизуну, чья огромная тень стремительно окутывает
вечерним сумраком затерянную деревушку... Право же, она слишком прожорлива,
эта гора, она сковывает и давит, словно тюремные стены... И в юной душе
Рамунчо радость победы вдруг омрачается зыбким и мимолетным зовом "иной
жизни", так часто примешивающимся к его горестям и радостям.
Но вот игра возобновляется, и все его мысли растворяются в физическом
опьянении борьбы. Удар, еще удар! Свист пролетающих мячей, с одинаково
резким сухим стуком отскакивающих то от посылающей их перчатки, то от
принимающей их стены. Движимый силой могучих молодых рук, мяч до темноты
будет яростно рассекать воздух. Иногда игроки останавливают его на лету
таким чудовищным ударом, какой могут выдержать только их стальные мышцы.
Уверенные в себе, они порой позволяют мячу в затухающем полете почти
коснуться земли: кажется, что его уже не поймать, но хлоп! и благодаря
точности глазомера мяч снова взлетает и снова со скоростью пушечного ядра
ударяется о стену. Если мяч сбивается с курса и летит над скоплением
шерстяных беретов и покрытых шелковыми шарфами прелестных шиньонов, все
головы пригибаются, словно скошенные ветром его полета: потому что пока мяч
движется и еще может быть отбит, нельзя ему мешать, нельзя к нему
прикасаться; затем, когда он окончательно замирает, кто-нибудь из зрителей,
воспользовавшись почетным правом, подбирает его и ловким ударом посылает
игрокам.
Сумерки все сгущаются, последние золотые отблески светлой печалью
озаряют самые высокие вершины баскского края. Ничто не нарушает тишину
опустевшей церкви, и лишь лики святых смотрят друг на друга сквозь
окутывающую их плотную пелену ночи. О, какой грустью окрашивается конец