"Говард Ф.Лавкрафт. Модель для Пикмэна" - читать интересную книгу автора

украсили своими горгульями и химерами Нотр-Дам или Сэн-Мишель. Они верили
абсолютно во все - а, возможно, и в самом деле видели все это, поскольку
история средневековья таит в себе ряд весьма прелюбопытных периодов.
Я припоминаю, как вы сами спрашивали Пикмэна за год до своего отъезда,
какие громы и молнии навеяли ему подобные идеи и видения. Не забыли, каким
отвратительным смехом он отреагировал тогда на ваш вопрос? Из-за такого вот
смеха Рейд как-то и порвал с ним всяческие отношения. А Рейд, как вы
помните, в то время увлекался сравнительной патологией и на каждом шагу
сыпал фразами по поводу "внутреннего содержания" и "исключительного
биологического или эволюционного значения" того или иного умственного или
физического заболевания. Так вот, он утверждал, что с каждым днем Пикмэн
вызывал у него все большее отвращение; он даже стал побаиваться его и при
этом настаивал, что черты и общее выражение лица этого человека медленно, но
неуклонно претерпевают такие изменения, которые наводили его на самые
зловещие подозрения, поскольку они якобы становились вовсе уж
нечеловеческими. Он тогда много говорил на эту тему и утверждал, в
частности, что Пикмэн в высшей степени эксцентричный и даже ненормальный
человек. Если в своей переписке с Рейдом вы касались этой темы, то наверняка
писали ему, что он позволил картинам Пикмэна оказать слишком сильное
воздействие на свою нервную систему. Лично я, - во всяком случае, тогда -
говорил ему именно это.
Но не забывайте, что, несмотря на все это, я продолжал поддерживать с
Пикмэном довольно тесные личные отношения. Более того, мое восхищение его
творчеством с каждым днем все более возрастало, поскольку тот самый "Обед
вурдалаков" представлял собой действительно выдающееся произведение
искусства. Вы знаете, что клуб отказался выставлять эту картину, а Музей
изящных искусств не захотел принять ее от него даже в качества дара. От себя
могу заметить, что никто не пожелал приобрести ее и для своей частной
коллекции, и потому вплоть до самого исчезновения Пикмэна она так и
продолжала висеть у него в доме. Сейчас она находится у его отца в Салеме -
вы же знаете, что Пикмэн происходит из старинного салемского рода и что
одного из его предков в 1692 году вздернули на виселице по обвинению в
колдовстве.
Я взял тогда за правило регулярно навещать Пикмэна, особенно после
того, как приступил к работе над монографией о так называемом "причудливом
искусстве". Возможно, именно его работы и натолкнули меня на эту идею, во
всяком случае, как только я стал развивать ее, он стал для меня подлинной
кладезью информации и всевозможных суждений на этот счет. Он показал мне все
свои картины и рисунки на эту тему, в том числе несколько перьевых
зарисовок, за которые, во что я искренне верю, его исключили бы изо всех
художественных клубов, если бы их членам довелось познакомиться с подобными
творениями.
Довольно скоро я стал его искренним приверженцем и готов был, подобно
усердному школьнику, часами выслушивать его рассуждения о теории живописи и
всевозможные философские гипотезы, кстати, настолько бредовые и дикие, что
за одно это его можно было навечно упрятать в сумасшедший дом. Мое искреннее
преклонение, значимость которого особенно усиливалась в условиях, когда все
большее число людей постепенно отворачивалось от него, делало его особенно
доверительным в беседах со мной, и однажды вечером он намекнул, что если я
не стану слишком распространяться на этот счет и к тому же не буду проявлять