"Говард Ф.Лавкрафт, Хазл Хилд. Ужасы старого кладбища" - читать интересную книгу автора

на особое состояние организма покойного. С момента бальзамирования трупа
гробовщик заметно разволновался и то и дело щупал пульс своего клиента.
Старик Пратт предположил, что Генри тревожился из-за наобум увеличенной дозы
снадобья. И тогда пополз слушок, что Тома "угробили", отчего скорбящие
земляки, падкие до подобных скандальных историй, с удвоенной силой рвались
на похороны, где надеялись утолить свое нездоровое любопытство.
Бельмоуз был явно удручен, но, тем не менее, казалось, весь
сосредоточился на исполнении своих профессиональных обязанностей. При виде
усопшего Софи и другие собравшиеся остолбенели от удивления: он лежал в
гробу как живой, меж тем виртуоз похоронного дела строго периодически делал
ему какие-то вливания, дабы закрепить свой успех. Плоды его самоотверженных
усилий вызвали у местных и приезжих участников траурной процессии нечто
вроде восхищения, хотя он и подпортил произведенный эффект своими крайне
бестактными, хвастливыми рассуждениями. Вводя очередную порцию снадобья
своему безмолвному подопечному, он знай себе нес околесицу, все твердя о
том, какое, мол, счастье, иметь под рукой первоклассного гробовщика. Ведь
каково было бы Тому - с этими словами он больше обращался к покойному -
попади он к другому, нерадивому гробовщику: такой и заживо схоронить может.
Ужасы погребения заживо он расписывал без конца и с поистине чудовищным
смакованием.
Панихиду служили в лучшей и самой душной из комнат - ее впервые открыли
поле кончины миссис Ловкинз. Маленький и донельзя расстроенный салонный
орган заунывно стонал; гроб, стоявший на дрогах возле двери в холл, был
усыпан цветами, от запаха которых присутствующих слегка тошнило. Никогда
прежде в здешних местах не бывало столь многолюдных похорон, и Софи ради
такого случая вовсю старалась изобразить из себя убитую горем сестру. Иногда
она, правда, забывалась, и в такие моменты в ее взгляде, поочередно
обращаемом то на лихорадочно суетившегося гробовщика, то на необъяснимо
пышущий здоровьем труп ее брата, отражались недоумение и тревога. На Генри
она смотрела с явным отвращением, и соседи в открытую шушукались: мол,
теперь, когда Том ей больше не помеха, она с Генри скоро распрощается за
ненужностью - то есть, если сумеет, конечно; ведь от такого ушлого парня не
всегда просто отделаться. Однако Софи - с ее наследством и еще не вполне
увядшей красотой - может найти себе другого, а уж тот, наверное, позаботится
о дальнейшей судьбе Генри.
Меж тем орган захрипел "Далекий прекрасный остров", и в эту мрачную
какофонию влились унылые голоса плакальщиц из методистского хора; все
благоговейно взглянули на священника Левитта - все, за исключением,
разумеется, Джонни: он не сводил глаз с неподвижной фигуры под стеклянным
колпаком гроба и что-то бормотал себе под нос.
Единственным человеком, обратившим внимание на Джонни, был Стивен
Барбор - владелец соседней фермы. Барбор вздрогнул, увидев, что деревенский
недоумок говорил что-то не кому-нибудь, а покойному, и даже делал дурацкие
знаки пальцами, словно поддразнивал спящего вечным сном под толстым
стеклянным покрытием. Фермер припомнил, что бедняге Джонни не раз
доставалось от Тома, хотя, наверное, было за что. Все происходящее вызывало
у Стивена раздражение. Что-то неестественное было в самой этой сцене -
какое-то скрытое напряжение, причину которого он никак не мог себе уяснить.
Похоже, не стоило пускать сюда дурачка; да и Бельмоуз ведет себя странно -
он как будто всеми силами старается не глядеть на покойного. Время от