"Лия Лозинская. Во главе двух академий " - читать интересную книгу автора

письмах к Дашковой. "А ведь совсем недавно она писала ей: "Во всей России
едва ли отыщется друг, более достойный Вас", "Нельзя не восхищаться Вашим
характером..." Но теперь речь шла о реальной власти, об охране этой власти
от малейших посягательств на ее авторитет и абсолютность. И сразу рухнули и
дружба, и совместные мечты, и чувство благодарности"22.

На следующее же утро после переворота Дашкова узнает, что существовали
люди, несравненно более близкие к Екатерине, чем она.

Неожиданно наткнувшись во внутренних апартаментах Летнего дворца на
Григория Орлова, который, лежа на диване, небрежно распечатывал секретные
государственные бумаги, Дашкова сперва недоумевает, даже пробует высказать
свое возмущение. А поняв характер взаимоотношений с государыней, вспыхивает
к Орлову неукротимой ревнивой ненавистью. С годами этой ненависти суждено
было все более разгораться: ладить с фаворитами Екатерины Дашкова так
никогда и не научилась. Впрочем, пройдет немного времени и Екатерина
Романовна, как и все ее здравомыслящие современники, поймет: на Екатерину II
никто не влияет - ей служат.

Остроумно написал о самовластии Екатерины II хорошо ее изучивший де
Линь: "Сколько говорят о петербургском кабинете. Я не знаю меньшего... в нем
лишь несколько дюймов. Он простирается от виска до виска, от носа - до
корней волос..."23

"Все делается волей императрицы..." - сообщала Дашкова брату в мае 1766
г.24 Александр Романович Воронцов, в ту пору посланник в Голландии,
намеревался вернуться в Россию, чтоб служить в Коллегии иностранных дел;
Дашкова отговаривает его: "Простите, мой дорогой друг, если дружба и самая
большая нежность требуют, чтоб я сказала вам искренно, что вовсе не одобряю
ваше желание... Имея какой угодно ум и способности, тут ничего нельзя
сделать, т[ак] к[ак] здесь нельзя ни давать советы, ни проводить систему:
все делается волею императрицы - и переваривается господином Паниным, а
остальные члены коллегии или переводят из газет или переписывают бумаги
Панина..."

В том же письме есть полные горечи строки, свидетельствующие о
начавшемся отрезвлении, разочаровании Дашковой в своем кумире: "Маска
сброшена... Никакая благопристойность, никакие обязательства больше не
признаются..."

Но в первые часы нового царствования юному "Преображенскому поручику"
еще некогда предаваться горьким мыслям. Солдаты вломились в дворцовые
погреба и черпают касками бургундское - Дашкова устремляется туда и
увещевает их. Надо повидать маленькую дочь. Надо наведаться к отцу. Возле
его дома она обнаруживает вооруженную охрану, весьма многочисленную,
присланную, чтобы стеречь Елизавету Воронцову. Дашкова вызывает офицера и
приказывает уменьшить стражу; тот беспрекословно подчиняется.

Этот эпизод послужил поводом для первого открытого выражения
недовольства Екатерины: императрица делает Дашковой выговор за самоволие и