"Лия Лозинская. Во главе двух академий " - читать интересную книгу автора


На обеде у канцлера речь зашла о Петре I. Кауниц назвал его создателем
России и русских. Дашкова заспорила, утверждая, что государственная и
культурная история России имеет несравненно более древние истоки.

" - Еще 400 лет тому назад, - сказала я, - Батыем были разорены церкви,
покрытые мозаикой.

- Разве вы не считаете ни во что, княгиня, - возразил. он (Кауниц. -
Л.Л.), - что он сблизил Россию с Европой и что ее узнали только со времен
Петра I?

- Великая империя, князь, имеющая неиссякаемые источники богатства и
могущества, как Россия, не нуждается в сближении с кем бы то ни было. Столь
грозная масса, как Россия, правильно управляемая, притягивает к себе кого
хочет. Если Россия оставалась неизвестной до того времени, о котором вы
говорите, ваша светлость, это доказывает, простите меня, князь, только
невежество или легкомыслие европейских стран, игнорировавших столь
могущественное государство..."

Должно быть, не во время светского застолья родилась та примечательная
характеристика Петра I, которую мы находим в "Записках". Она, безусловно,
была итогом длительных раздумий и поражает глубиной: гениален, деятелен,
деспотичен. "...Отнял у крепостных право жаловаться в суд на притеснения
помещиков... Ввел военное управление, самое деспотичное из всех... Торопил
постройку Петербурга весьма деспотичными средствами: тысячи рабочих погибли
в этом болоте, и он разорил дворян, заставляя их поставлять крестьян на эти
работы..."

Деспотичным Петровым преобразованиям Дашкова противопоставляет
"гуманно-реформаторскую" деятельность Екатерины II.

Воспроизводя в своих воспоминаниях разговор с Кауницем, Дашкова не
забывает рассказать и о том, что канцлер немедля сообщил о взглядах заезжей
российской знаменитости австрийскому императору Иосифу II.

Пожалуй, Екатерину Романовну больше интересовал другой адресат, до
которого скорее всего также дошло содержание записки Кауница, - Екатерина.
Отсюда, из-за границы, где родилась ее репутация заговорщицы и фрондерки, и
должна была императрица получить доказательство ее лояльности.

В ту пору, когда Дашкова беседовала в Вене с Кауницем, главной ее
заботой была карьера сына, зависевшая от отношения к ней императрицы. Надо
заметить, что в этом случае Екатерине Романовне нередко изменяла обычная ее
принципиальность.

Действительно ли считала Дашкова гуманной деятельность тогдашнего
правления? Есть немало оснований в этом сомневаться. В одном из писем брату
она горько сетует на то, что "как-нибудь" и "кнут" - это "главные пружины
нашего государства"1.