"Лукиан Самосатский. Сочинения" - читать интересную книгу автора

напряг все силы, исцелил, поставил на ноги и сберег для себя отца - и
оправдался в отцовском отречении; благомыслием я укротил гнев, расторг
решения закона сыновней любовью и великим благодеянием купил себе доступ
обратно в семью. Когда отцу грозило полное крушение, я доказал ему мою
преданность, силой искусства осуществил мое сыновство и среди опасностей
явил свою законнорожденность.
Знаете ли вы, сколько я вытерпел, сколько преодолел трудностей, пока,
ухаживая за больным и ожидая благоприятного случая, то отступал перед силой
недуга, то выдвигал против него мою науку, когда болезнь начинала немного
поддаваться? Среди всех возможных случаев нет для врача другого, более
ненадежного, чем лечить таких больных, как отец, приближаться к находящимся
в таком состоянии: ибо часто при усилении недуга больные вскипают яростью и
кидаются на окружающих. И все же я ни перед чем не остановился, ничего не
испугался, но находился при отце, испытывая все способы борьбы с болезнью,
и, наконец, одолел ее моим лекарством.
17. И всякий, кто знает это, тотчас сможет представить себе, сколько и
каких трудов стоит дать такому больному лекарство. Ибо до того нужно сделать
многое: нужно заранее проложить путь действию напитка, нужно подготовить
тело, сделав его восприимчивее для лечения, нужно учесть все силы больного,
очистить его, осушить, предоставлять ему пищу, какую нужно, и движение,
которое полезно, позаботиться о сне и меры успокоения придумать. Ко всему
этому больных другой какой-нибудь болезнью легко уговорить; безумными же,
дух которых ничему не подчиняется, трудно руководить и трудно управлять -
врач не может на больных положиться, и для лечения они - тяжелые противники.
И часто в то самое мгновение, когда мы уже почти подготовим их и надеемся
довести дело до конца, какая-нибудь маленькая оплошность вызывает новый
приступ недуга, который без труда опрокидывает все ранее сделанное,
вынуждает врача к отступлению и валит с ног его искусство.
18. Так что же? Меня, все это выдержавшего, схватившегося один на один
с болезнью столь тяжкою, победившего недуг, из всех недугов неодолимейший, -
такого сына вы позволите отцу лишать прав? Будете потворствовать, чтобы отец
толковал законы как ему вздумается, в ущерб своему благодетелю? И
предоставите ему воевать с природой? Я своей природе повинуюсь, граждане
судьи, стараясь спасти и сберечь для себя отца, - пусть он и несправедлив ко
мне. А этот человек, законам, как он утверждает, следуя, губит
сына-благодетеля и безродным его делает. Сыноненавистником является он, я
же - отцелюбец. Я навстречу природе иду, отец же пренебрегает природой и
оскорбляет ее. О, несправедливо злобствующий отец! О, еще несправедливее
того любящий сын! Да, я сам обвиняю себя, хотя отец понуждает меня к
этому, - обвиняю в том, что, и ненавидимый, я все же вопреки должному люблю
его, и люблю даже больше, чем следовало бы. А между тем природа велит, чтобы
отцы больше любили детей, чем дети - отцов. Но мой отец умышленно не
замечает законов, охраняющих для рода детей, ничем не провинившихся, и
пренебрегает природой, которая всех родителей влечет в великой страсти к их
порождению. И это делает тот, чьей благосклонности истоки глубже моих, и кто
по справедливости должен вернуть мне с избытком мою благосклонность или, по
меньшей мере, подражать мне и соперничать со мной в нежной любви! Но горе!
Отец идет еще дальше: он платит ненавистью за любовь и за ласку - изгнанием,
за благодеяние - обидой, за привязанность - отречением, а законы, к сыновьям
благосклонные, в его руках обращаются против меня в детоненавистнические.