"Майя Луговская. Большая Ордынка " - читать интересную книгу автора

ж... наверняка она правильно сделала, противный у него характер.
А когда наступает время цветения лип, вся Ордынка благоухает. По улице
льется аромат. Люди идут и дивятся, не понимая, что происходит в мире. Ах
да... это липы цветут. Почему так чудесно кругом, сладчайший дурман в
голове, что случилось такое? Ах да... это липы цветут!
Никто, пожалуй, на всей Ордынке не внушал мне такого уважения, да и
такой симпатии, как свеженький и полный старичок с разбухшим портфелем. Он
носил его как-то странно - на вытянутой, отставленной руке. У него были
седые торчащие усы, всегда был он чисто выбрит, розовые щеки его лоснились,
ботинки до блеска начищены, и весь он был воплощением аккуратности и
порядка. Каждый день его можно было встретить у здания почты ровно в восемь
пятнадцать. Он шел ровным шагом, никогда не спешил, и если я, опаздывая на
работу, запыхавшись, бежала по улице и попадалась ему у Климентовского,
неодобрительно качал головой.
Стыдно сказать, но он, этот милый и, наверное, добрый старик, был
единственным, кто сумел научить меня дисциплине. Однажды, когда я, как
обычно, опаздывала и в сбившемся набок берете бежала по Ордынке, он,
встретившись со мной, вдруг остановил меня на ходу, взял за руку и строго,
доброжелательно и немного грустно сказал:
- Ну зачем вы так зря и попусту теряете чувство собственного
достоинства? Неужели не лучше выйти из дому пораньше на десять минут?
Простите меня, старика!
Он отпустил мою руку и медленно проследовал вперед. А я... я побежала
дальше, ощущая горькую справедливость его слов.
С тех пор я не опаздывала.
Осенью Ордынка становится совсем особенной. Нет весеннего звона. И хоть
так же людно на улице, так же много машин, она как бы замирает в
предчувствии зимы и стоит тихая, немного торжественная. Легкая грусть не
оставляет меня тогда, странная грусть, которую неизменно испытываешь осенью,
когда воздух чист и прозрачен и деревья стоят - не шелохнутся в золотом,
роскошном своем уборе.
...Даже воздух казался тяжелым в те дни. Они шли по Ордынке серой
колонной с вещевыми мешками, не попадая в ногу, ополченцы, только что
одевшие форму. И вдруг голос вырвался из строя, один, неповторимо высокий:
"Пусть ярость благородная вскипает, как волна, - идет война народная,
священная война".
Они шли...
Как раз осенью я познакомилась на Ордынке с одной милой женщиной. Она
несла много яблок в нитяной сетке. От тяжести сетка порвалась, яблоки
рассыпались, она стала их подбирать. Прохожие помогали ей, но все спешили.
Я, наученная старичком, теперь уже не торопилась и помогала ей прилежней
других. В награду получила душистый апорт, от которого не смогла отказаться.
Я держала в руке яблоко и думала о том, как странно, что именно оно является
предметам бесчисленных легенд и сказок с незапамятных времен. Яблоко с древа
познания добра и зла, яблоко раздора, яблоки Гесперид, наливные яблоки,
умерщвляющие и возвращающие жизнь, яблочко на золотом блюдечке, показывающее
все, что происходит на белом свете. В чем его загадка? И что откроет мне
яблоко, подаренное на Ордынке? Пока я думала об этом, новая моя знакомая
говорила, что яблоки прислал ей сын из Казахстана, что он летчик и служит
сейчас там, сама же она химик, работает в институте и яблоки несет, чтобы