"Карло Лукарелли. День за днем " - читать интересную книгу автора

раздирающая черты; приходится разинуть рот и сунуть туда кулак, чтобы
Морбидо из своей комнаты не услышал протяжного стона, рвущегося из груди; и
я так сжимаю веки, что начинают наконец течь слезы, и от них тоже больно.
Я боюсь.
Боюсь пустоты, которую ощущаю внутри. Боюсь навалившейся усталости.
Боюсь потому, что мне кажется, будто уже ничего не поправить. Потому что мне
двадцать три года, а я себя чувствую тысячелетним старцем.
Я боюсь потому, что думаю: это все мало связано с Кристин или даже
совсем не связано. Так уж получилось, и все тут. И никакого исхода.
День за днем.

Грация проснулась с ощущением, будто она что-то бормочет, самая не зная
что; какие-то слова рвутся из полуоткрытых губ вместе с коротким вздохом,
похожим на рыдание; тут она открыла глаза, но ничего не увидела. Приподняла
голову, рывком, слишком резко; при этом защемила какой-то мускул: шею свело,
а затылок пронзила острая боль. Грация снова закрыла глаза, тоже со вздохом,
таким же коротким, но томным - то ли недовольство, то ли желание, - и
свернулась калачиком, опуская плечи, прижимая колени к груди, складывая
ладони, чтобы подложить их под щеку. Если бы она лежала в постели, в своей
постели, в трусиках и лифчике, ничто не помешало бы ей снова проскользнуть в
сон, погрузиться туда, как печенье погружается в стакан теплого молока, но
грубая джинсовая ткань натирала под коленками, ступням было неудобно в
тесных махровых носках, похожих на горячую губку, - и Грация окончательно
проснулась, внезапно осознав со всей ясностью, где она и что с нею.
Полуодетая, она лежала на боку в позе зародыша, на раскладушке, поставленной
посредине сырой мансарды, совершенно пустой. Она скинула куртку и кроссовки,
но позабыла снять часы, и на виске, должно быть, остался след в форме цифры
7, глубокий, судя по тому, как саднило кожу. И наверняка она говорила во
сне.
Грация приподнялась на раскладушке, с минуту посидела неподвижно,
нагнувшись вперед, опершись о колени локтями скрещенных на груди рук,
устремив пристальный взгляд полузакрытых глаз на стену, которая начинала уже
мельтешить, расплываться в серую, опасно завораживающую пустоту. Посидишь
так еще немного, ляжешь на бок и снова заснешь - и Грация встряхнула
головой, провела руками по лицу, взъерошила волосы, выпрямилась, поправляя
завернувшуюся футболку, которая сковывала ее движения во сне, и, наконец,
встала. Остановилась на пороге смежной комнаты, прислонилась к дверному
косяку и, опершись пяткой о колено, стала медленно, с наслаждением
почесывать твердый, зудящий, опоясывающий щиколотку след, оставленный
резинкой носка.
- Давно пора, черт возьми, - заметил суперинтендант Саррина, снимая
наушники. - Я тоже имею право поспать, а?
- Угмм, - промычала Грация, оторвалась от двери и вернулась к
раскладушке подобрать с пола кроссовки и пистолет.
На обратном пути застыла у порога в балетном па, пропуская Саррину,
который, ни на кого не глядя, решительно направлялся к постели. Грация
уселась на табуретку перед прослушивающей аппаратурой и закинула ноги на
стол, подумав, что вряд ли это как-то повлияет на концентрацию запахов. Уже
три дня они безвылазно сидели в двух комнатках под самой крышей, с одним
только умывальником, не имея одежды на смену, и как бы плотно ни закупоривал