"А.В.Лукьянов. Идея метакритики "чистой" любви " - читать интересную книгу автора

универсуме, но тщетно, поскольку их движение совершается по кругу.
"Поскольку все различия между вещами, - утверждает Шеллинг, - определяются
тем, в какой мере они избежали слепого бытия, постольку самая совершенная
тварь должна быть и наиболее виновной".340 Это - великое положение,
делающее возможной науку об эросе! Эрос есть истинный центр, вокруг
которого вращается все живое, но от которого в то же время и постепенно
отдаляется. Прав Маркузе, когда развивает мысль о том, что история
современной цивилизации есть история подавления чувственного человека.
Однако его стремление с помощью идей Фрейда выйти на более фундаментальный
пласт осмысления человеческого бытия является все же ошибочным, ибо нельзя
избежать социального уровня, вопроса об осуществлении им же указываемых
мер.341 К тому же между сексуальностью и эросом существует такая большая
разница, что говорить о качественной трансформации сексуальности в Эрос
следует cum grano salis.(
Итак, с одной стороны, эрос есть нечто темное, некая неразумная основа
нашего существования. Однако, с другой стороны, стремление этой основы
направлено ни на что другое, кроме мира абсолютных ценностей. Утонченные
умы могут рассматривать данное противоречие более детально, но мы должны от
этого отказаться, ибо мудрость заключается не в том, чтобы освободиться от
этого противоречия, а в том, чтобы всеми силами удержать его. Осуществить
это можно лишь при одном единственном условии: необходимо, чтобы неразумная
сила открылась самой себе.
Данное стремление есть стремление к самообъективированию эроса. Таким
путем оно постоянно порождает в Абсолюте его самообнаружение, а последнее и
есть то, что Я.Бёме называл софией, разумом или высшей мудростью. Таким
образом, к эросу, как к слепому и неразумному существованию, присоединяется
разум. В результате из противоположности между разумом и эросом, между
духом и неосознанным стремлением к Абсолюту, возникает мир.
Однако и в "разуме, - замечает С.Н.Булгаков, - есть нечто,
принадлежащее смерти... В нем смертно как раз то, что делает его
логическим, трансцендентальным, дискурсивным, но, конечно, бессмертен его
софийный корень, находящийся в общей связности мышления-бытия... В разуме
подлежит вечности все софийное в нем, но подлежит смерти то, что вне или
антисофийно, то есть Канто-Лапласовский или Фихте-Гегелевский разум".342
Такого рода высказывания являются, мягко говоря, слишком сильными.
Трансцендентальные системы Канта и Фихте составили эпоху в философии,
обеспечив ее продвижение вперед. Если говорить о Фихте, то он явился
создателем именно такой науки разума, которую, хотя и критически, но
достаточно высоко оценивали даже те, кто не разделял или частично разделял
ее основные принципы. Например, Шеллинг утверждал следующее: "Разум познал
себя в качестве ... субстанциальной сущности и в своем сквозном шествии
дошел до конечной точки, которая в действительности была его отправной
точкой (поскольку он постигает ее в конце как в сущности), и постольку он
действительно осознавал себя в качестве всего бытия, то есть всех способов
бытия сущности. Через это философский рационализм пришел к завершению и
окончанию в себе самом; задача чистой науки разума была выполнена
полностью".343 При этом следует учитывать следующее. Философия есть,
пожалуй, единственная наука, которая сама образует свой предмет, сама себя
исследует. Однако в поисках своего предмета она не в состоянии наперед
ничего отбросить, а, напротив, должна пройти через все возможные предметы,