"Евгений Лукин. Словесники" - читать интересную книгу автора

- Однако заболтался я, - сказал он, поспешно напустив на себя
озабоченный вид. - Напомни, что нужно на рынке выменять?
- Хлеба и... - начала было Лава, но тут со стен с шорохом посыпались
ошметки мела, а зеркало помутнело и пошло волнами.
- Это Грачиха! - закричала она. - Вот видишь!
- Ладно, ладно... - примирительно пробормотал Радим, протягивая руку
к корзинке. - Улажу я с Грачихой, не беспокойся... Кстати, глаза у тебя
сегодня удивительно красивые.
Съехавшиеся было к переносице глаза Лавы послушно разошлись на
должное расстояние.


В вышине над селом яростно крутились облака: одним сельчанам нужен
был дождь, другим - солнце. Временами заряд крупных капель вздымал
уличную пыль и только и успев, что наштамповать аккуратных, со вмятинкой
посередине, коричневых нашлепок, отбрасывался ветром за околицу. Мутный
смерч завернул в переулок, поплясал в огороде Черенка и, растрепав
крытую камышом крышу, стих.
Дома по обе стороны стояли облупленные, покривившиеся от соседских
пожеланий, с зелеными от гнили кровлями. С корзинкой в руке Радим шел к
рыночной площади, погружая босые ноги то в теплую пуховую пыль, то в
стремительно высыхающие лужи и поглядывая поверх кривых, а то и вовсе
завалившихся плетней. Там на корявых кустах произрастали в беспорядке
мелкие зеленые картофелины, ссохшиеся коричневые огурцы, издырявленные
червями яблоки - и все это зачастую на одной ветке, хотя староста
ежедневно, срывая и без того сорванный голос, втолковывал сельчанам, что
каждый плод должен расти отдельно: лук - на своем кусте, картошка - на
своем. Как в прежние времена.
Уберечь огород от людской зависти все равно было невозможно, поэтому
владельцы не очень-то об этом и заботились, придавая плодам вид и вкус
лишь по пути на рынок. Впрочем, в обмене тоже особого смысла не было -
меняли картошку на яблоки, яблоки на картошку... А на рыночной площади
собирались в основном поболтать да посплетничать, даже не подозревая,
насколько важна эта их болтовня. Волей-неволей приходя к общему мнению,
рынок хранил мир от распада.
Радим шел и думал о прежних временах, когда слова не имели силы.
Поразительно, как это люди с их тогдашней невоздержанностью в речах
вообще ухитрились уцелеть после Божьей кары. Ведь достаточно было
одного, пусть даже и не злого, а просто неосторожного слова, чтобы род
людской навсегда исчез с лица земли. Будучи словесником, Радим знал
несколько тайных фраз, сохранившихся от прежних времен, и все они были
страшны. Словесники передавали их друг другу по частям, чтобы, упаси
Боже, слова не слились воедино и не обрели силу. Вот, например:
"Провались все пропадом..." Оторопь берет: одна-единственная фраза - и
на месте мира уже зияет черная бездонная дыра...
- Чумазый!
- Ты сам чумазый!
- А ты чумазее!..
Отчаянно-звонкие детские голоса заставили его поднять голову. На
пыльном перекрестке шевелилась куча-мала, причем стоило кому-либо из нее