"Николай Лукин. Судьба открытия (Научно-фантастический роман) " - читать интересную книгу автора

"господского" сына без присмотра. Ее маленькое, подвязанное у подбородка
черным платком лицо мелькало перед ним повсюду, ее козловые полусапожки
поскрипывали от зари до зари. Если Вовочка не нашалил, не ушибся, не
простудился, вовремя покушал, вовремя лег спать,- вечером, закутывая ребенка
одеялом, старуха усаживалась на край постели и, позевывая, говорила: "Вот и
слава те, пречистая, день прошел. Всегда бы так, соколик, ноженькам моим
спокой..."
Семья Лисицыных занимала каменный особняк со двором и садом неподалеку
от военных казарм. Во дворе и в кухне хозяйничали солдаты-денщики. Солдаты
никогда не заговаривали с полковничьим сыном: им это было настрого запрещено
женой полковника. А Пелагея Анисимовна оберегала ребенка, чтобы мальчик,
избави боже, не принялся играть с детьми на улице. "Ни в коем случае! -
твердила ей об этом барыня.- Да мало ли каким гадостям его могут научить!"
И Вовка рос, как на необитаемом острове.
Постепенно он начал считать, что их дом - самое важное место на свете,
что самые важные люди - это нянька, мать, отец. И дом, и вещи, и люди - все
должно служить ему, главнейшему, лучшему из всех человеку, чтобы он жил
интересно и весело, чтобы желания его исполнялись, чтобы никто ему не
противоречил, чтобы он чаще получал подарки, новые игрушки, лакомился
конфетами и пирожными.
Однажды Пелагея Анисимовна собралась поехать к замужней дочери в
деревню. Барыня отпустила ее на три дня. Тогда Вовка заметил, что няня
прячет в свою корзину предметы, им еще невиданные: деревянное игрушечное
корытце и ярко раскрашенную куклу. Он подбежал, обрадовался, засмеялся:
- Все равно вижу! Дай!
Вдруг старуха захлопнула перед ним крышку корзины:
- Это, соколик, не тебе. Я внучке своей купила.
Вовка сначала не понял, а затем наморщил нос и расплакался. Такую обиду
встретить он не ожидал. Как смеет она кому-то... не ему... Это казалось
чудовищным, несправедливым. И он долго, почти целый час, отворачивался от
няньки и размазывал по щекам кулаками слезы.
Пелагея Анисимовна была вообще виновницей многих его неприятностей.
Вот, например, она заставляла надевать шерстяные гамаши - да зачем они
нужны, если на дворе еще морозы не настали? Назло она так делает? Нарочно?
Похныкав, он все-таки брался за гамаши. Нехотя трогал их и оглядывался
на старуху. Пелагея Анисимовна начинала хитро приговаривать: "Ай, умница ты
мой, другие дети капризные, а ты ведь сам все понимаешь..."
Было ясно, зачем она его хвалит. Однако устоять против похвалы Вовка не
мог. Если няня так говорила, он скрепя сердце мирился и с гамашами и с
суконными ботиками и позволял намотать себе на шею толстый пуховый шарф.
Ему хотелось, чтобы его хвалили всегда, чтобы взрослые любовались,
восторгались им постоянно.
С некоторых пор он стал выдумывать невероятные истории,- понять было
нельзя, откуда это приходит в голову ребенку: будто взлезть на крышу по
водосточной трубе ему ничего не стоит, он делал это не раз; будто, гуляя, он
встретил большого тигра и не испугался; будто против их дома опрокинулась
нагруженная повозка - он выбежал, поднял ее одной рукой, поставил на колеса.
"Не надо врать, Вовочка,- останавливала няня.- Грех!"
Вовка тогда обиженно замолкал, а через минуту принимался снова
рассказывать, как он выстрелил на улице из настоящего ружья - нет, не из