"Самуил Лурье. Успехи ясновидения " - читать интересную книгу автора

очертаний, как источник света:
"Ей шел осьмнадцатый год; пленительность ее превосходила всякое
описание: столь была она изящна, нежна, привлекательна; сама любовь! Весь
облик ее мне показался волшебным".
Происходит роковой разговор - совершенно бессмысленный; верней, обмен
слишком отчетливыми фразами, не имеющими смысла именно как фразы: пожалуй,
значение каждой может быть передано частицей "да" с вопросительным знаком -
либо с восклицательным; но пропадут все эти словесные подножки:
"Робким голосом сказала она, что я вправе был возненавидетъ ее за
неверность, но если я питал к ней когда-то некоторую нежность, то довольно
жестоко с моей стороны за два года ни разу не уведомить ее о моей участи, а
тем более, встретившись с нем теперь, не сказать ей ни слова.
...Несколько раз я начинал было говорить и не имел сил окончить свою
речь".
Вообще-то, раз уж не решился повернуться и уйти, следовало бы принять
тон ледяного недоумения. Что-нибудь вроде: чем могу быть полезен, сударыня?
Или: разве мы знакомы? не припоминаю, при каких обстоятельствах был
удостоен этой чести.
"...Сделав усилие над собой, я воскликнул горестно: "Коварная Манон! О
коварная, коварная!" Она повторила, заливаясь слезами, что и не хочет
оправдываться в своем вероломстве. "Чего же вы хотите?" - вскричал я
тогда. - "Я хочу умереть, - отвечала она, - если вы не вернете мне вашего
сердца, без коего жить для меня невозможно".
Разное можно сказать в ответ. Какой-нибудь персонаж "Опасных связей"
или "Трех мушкетеров" ухитрился бы даже с улыбкой, любезной донельзя,
спросить адресок: дескать, при случае непременно загляну, и вы останетесь
довольны гонораром. Но эти романы еще не написаны; кстати, все действующие
в них кавалеры только тем и заняты, в сущности, что мстят за де Грие; а он
безоружен и беспомощен:
"- "Проси же тогда мою жизнь, неверная! - воскликнул я, проливая
слезы, которые тщетно старался удержать, - возьми мою жизнь, единственное,
что остается мне принести тебе в жертву, ибо сердце мое никогда не
переставало принадлежать тебе"".
Трижды не отбил подачу; Манон выиграла.
"Едва я успел произнести последние слова, как она бросилась с
восторгом в мои объятия".

Закон судеб

В этой сцене (пока - только в этой; через двадцать лет автор
присочинит и другую в таком же духе) Манон тратит слова (и слезы) не то что
бескорыстно - безрассудно. Не нуждается она ни в кошельке де Грие, ни в его
защите: процветает щедротами любовника-откупщика. Дело идет всего лишь о
власти; точней - о рабовладении. Но какая, однако же, демонская
самонадеянность! Дворянину, духовному лицу - словом, человеку из общества,
и притом человеку с будущим - предложить этак без затей ("Я спросил ее, что
же нам теперь делать?"), а переходи на нелегальное положение; поступай на
содержание ко мне, содержанке!
И дворянин, духовное лицо, и прочая, и прочая - во мрак и позор
бросается стремглав, и еще с какой-то "неизъяснимой отрадой", - и на