"Самуил Лурье. Успехи ясновидения " - читать интересную книгу автора

следующей же странице сделался бы смешон, - не вздумай вдруг Манон Леско
смягчить его участь:
"Дабы я еще более оценил жертву, которую она мне приносила (что это -
наглость Манон или издевка де Грие?), она решила порвать всякие сношения с
Б...".
Таким образом, честь в некотором роде не погибла: де Грие не будет
делиться с г-ном Б... ласками Манон; а станет вместе с нею проживать
капитал, который она у этого Б... "вытянула"; денег должно хватить лет на
десять; а за это время отец кавалера, скорей всего, умрет и что-нибудь ему
оставит.
Проект не особенно возвышенный (к тому же непредвиденные случайности -
пожар и кража - почти сразу его разрушают), но все-таки тут не обрыв, а
лестница к обрыву: приживалом - ничего не попишешь, карточным шулером -
извольте, мошенником - так и быть; очень не хотелось бы торговать
собственным телом ("ибо мне претило быть неверным Манон"), - но как
последний шанс - куда ни шло; лишь одно-единственное положение
представляется кавалеру невозможным, потому что нестерпимым, - и вот наши
любовники пробираются по самому краю, и Манон все время соскальзывает, а де
Грие опять и опять ловит ее уже на лету и отчаянным рывком выхватывает -
выхватывает из чужих рук.
В ее судьбе это как бы привычный вывих: падает благосостояние - в ту
же минуту подворачивается очарованный богач. По словам де Грие (хотя откуда
ему знать?), чужие мужчины ей, в общем-то, ни к чему ("я даже был
единственным человеком, по ее собственному признанию, с которым она могла
вкушать полную сладость любви"; однако же не ясно, что сказал бы по этому
поводу г-н Б... или кто другой), - но развлечения необходимы - "столь
необходимы, что без них положительно нельзя было быть уверенным в ее,
настроении и рассчитывать на ее привязанность"!
Если вдуматься, это страшные слова - и описывают существо, одержимое
истерической скукой - онегинской, так сказать. Манон заглушает гложущую
изнутри пустоту - суетой, и больше всего на свете боится, что когда-нибудь
на этот наркотик не хватит денег. Вроде как игральный автомат в режиме
non-stop и с тревожным реле: ресурс партнера на исходе, кто следующий?
Каждый раз этот сигнал застает злополучного де Грие врасплох. Заклиная
про себя: полежи, кукла, полежи с закрытыми глазами, пока я где-нибудь
стащу аккумулятор, - он поспешно удаляется. Кукла тут же открывает глаза и
бежит в другую сторону.
Как во сне, она идет по вращающейся сцене: из декорации в декорацию,
из пьесы в другую пьесу, из роли в другую роль (кто, например, даст голову
на отсечение, что неприятный гвардеец Леско - действительно ее брат?); но
все одно и то же, драматургия сплошь бездарная, бесконфликтные живые
картины - галантные празднества, завтраки на траве.
А де Грие застрял за кулисой, потом запутался в занавесе. Потому что
он двигается по прямой; потому что, уступая героине в блеске ума, он
безмерно превосходит ее - и всех нас - величием души. Каковое заключается,
по-видимому, в страстном и деятельном постоянстве. Как цитирует Монтень из
Плутарха: "если пожелать выразить единым словом и свести к одному все
правила нашей жизни, то придется сказать, что мудрость - это всегда желать
и всегда не желать одной и той же вещи". Людей такой прямизны, говорит
Монтень, во всей древней истории наберется едва ли с десяток; а мы,