"Самуил Лурье. Муравейник (Фельетоны в прежнем смысле слова) " - читать интересную книгу автора

... Как раз в этой местности, где мы с вами находимся, совсем еще
недавно обитали исключительно литорины, брюхоногие моллюски. Их было
страшно много, и море, в котором они обитали, называлось Литориновое. Как
ни странно, это было тогда, когда в Египте уже существовало Среднее
Царство, пирамиды уже стояли, их заносило песком; в Вавилоне уже
создавалась бюрократическая письменность, и головы слетали с плеч, словно
капустные кочаны... А тут, у нас, било в берега пустынное море. Потом оно
отступило, дно поднялось на два-три метра, образовалась какая-то суша, и
первый раз на нее глянуло солнце.
Нева ведь не река - протока; не разливается, и у нее нет высокого
берега.
Действие романа Голдинга "Наследники" может быть приурочено именно к
нашей местности, потому что именно здесь жили уже в историческую эпоху
доисторические люди, питавшиеся ракушками-литоринами...
Этот город имеет нулевую точку отсчета - мы можем точно назвать время,
когда его не было, не было ничего, просто была вода, потом она отступила, и
появилась суша, жалкий клочок, из-за которого в течение ряда столетий
велись войны, совершенно как в "Гамлете" Шекспира. Это был, наверное,
единственный такой уголок Европы (подобное было в Америке, и Вильям Пейн,
основатель Пенсильвании, как раз в одно время с Петром высадился на
пустынный берег и тоже затеял строительство, но за его спиной не стояло
мощное государство, как за Петром Великим). И это странное пространство
попало в руки к человеку, который обращался с ним, как мальчик, перед
которым стол и кубики, - строй, что хочешь. Дикое, не имевшее постоянного
населения пространство досталось во власть и в собственность человеку,
одержимому идеей просвещения - и всемогущества человеческого ума: тоже
странное обстоятельство.
А затем этот город сделался столицей - странной столицей, не похожей
на свою страну: другая архитектура, другой способ жить, другое
самочувствие, и даже произношение отдельных слов.
Этот город стал неким чудовищным фурункулом, стянувшим к себе всю
бюрократию страны, всю силу власти, но одновременно чуть ли не всю
литературу и науку. И затем в нем произошли катаклизмы, известные под
названием "Трех революций", а затем он стал бывшей столицей,
репрессированной, опальной, ненавидимой; и затем его постигло чудовищное
бедствие в годы войны, тоже небывалое в истории.
Если бы рассказывали о человеке, который выиграл в лотерею миллион, а
потом женился на принцессе, а потом попал в руки разбойников и бежал от
них, а потом потерпел кораблекрушение, но выплыл на берег, - если бы такие
невероятные происшествия случились с человеком, а не с городом, то мы бы
говорили: ему на роду написано совершить что-нибудь великое, необычайное.

В XVIII-XIX веках население Петербурга на три четверти состояло из
всяких пришлых людей, которые летом уходили на сезонные работы, а осенью
возвращались - в прислугу, в извозчики, официантами в трактиры,
строительными рабочими. Здесь всегда было больше мужчин, чем женщин, - в
соотношении примерно 3 к 1. И здесь всегда заключалось наименьшее
количество браков. Как написано в старинной книге:

"Вообще трудно найти другой город, где так мало бы замечалось среди