"Юрий Лурье. Прокурорский надзор " - читать интересную книгу автора

"попкарями" или обслугой, в "хату" попадает сало ("балабас"), лук, чеснок,
сахар, дешевые конфеты. Тяжело приходится курильщикам - табак кончается
быстро - вот тут вся надежда на "дорогу". Я счастлив, что хотя бы эти
мучения мне неведомы.
"Шмон". Где-то через час-полтора после завтрака неожиданно открывается
дверь, в камеру врывается наряд "попкарей" с двумя собаками на поводке (для
устрашения). "Выматывайтесь, быстро!". Матерщина, угрожающие взмахи
дубинками. Зазевавшиеся получают удары. Пулей вылетаем в коридор. По
требованию начальника садимся на корточки в стене лицом. По одному отзывают
в сторону и обыскивают. Особо подозрительных раздевают, проверяя каждый шов.
А из открытой двери вылетают оставленные "про запас" миски, "ружья",
"маячки" и другие предметы. После окончания "шмона" входим в "хату". По ней
как-будто Мамай прошелся. Подушки, одеяла, матрацы перевернуты, разбросаны
по камере, чья-то подушка в унитазе... Личные вещи перемешаны, зубной
порошок рассыпан... На бетонном полу мыло, зубные щетки, полотенца...
Словом, порезвились.
Дни текут медленным грязным ручейком. Раз в неделю водят в баню. Моя
задача - сохранить волосы. Это желание превратилось в своего рода "идею
фикс". Не покидает надежда на справедливость суда и оправдание. Сокамерники
весьма скептически оценивают мои шансы, подтрунивают надо мной. Но, тем не
менее, помогают мне. А без их помощи мне не обойтись - в бане обязательно
стригут. В баню водят по очереди три "прапора". И если с двумя из них можно
как-то договориться или по распространенному здесь выражению "навесить лапшу
на уши", то третий, по кличке "Казак", отличается особой жестокостью,
доходящей до садизма. Поговаривают, что своей жестокостью довел зэков до
того, что один из них поклялся по освобождению рассчитаться с ним.
Подкараулил его вечером в глубине двора по дороге в туалет и подстрелил.
Оказалось - его взрослого сына, накинувшего отцовскую шинель. С тех пор
"Казак" стал более сдержан на предмет рукоприкладства, но подлость его не
знает границ. Не знаю степени достоверности этой легенды, но стараюсь не
встречаться с ним глазами - настолько тяжел его взгляд. Если "разведка"
доносит, что в баню ведет "Казак", ложусь на койку, обматываю голову
полотенцем и не встаю на его команду. По совету опытного Румына,
прикидываюсь смертельно больным. И хотя определенная доля риска есть -
"Казак" может пустить в ход "дубинал" - тем не менее, иду на этот риск.
Ребята наперебой уверяют недоверчивого "попкаря", что меня "только что
принесли из больнички". Таким образом, я остаюсь в "хате" наедине с
дежурным. Здесь есть правило - одного в общей камере не оставляют. Поэтому
кто-нибудь добровольно отказывается от удовольствия сходить в душ.
Панически боюсь вшей. Знаю, что кое у кого "на втором ярусе" они есть.
Моюсь ежедневно под краном, находящимся на высоте примерно полтора метра над
унитазом. Для этого приходится вставать очень рано - где-то в полшестого
утра. В шесть подъем, а в семь воду перекрывают. Моюсь с ног до головы под
сочувствующими взглядами проснувшихся. Одно из окон с вынутым стеклом
находится прямо над "гальоном", поэтому мое поведение в эти холодные месяцы
расцениваются окружающими как подвиг. Еще бы - ведь вода ледяная! По той же
причине каждый день перестирываю белье и одежду. Благо хозяйственного мыла
из душа приносится в избытке, а число его постоянных потребителей, вроде
меня, не так уж велико.
Свободное время - а его здесь более, чем достаточно - каждый проводит