"Юрий Лурье. Прокурорский надзор " - читать интересную книгу автора

издает его тлеющая тряпка, на которой уже закипает вода в "чифирбаке".
Теперь становится понятным, что на исповедь зэка толкнул не приступ
раскаяния, а презренный конформизм... Какая же корысть от "явки в повинной"
"кумовьям" из оперчасти для меня загадка...
Все на свете имеет конец, пришел конец и моему ожиданию. Вечером
объявили - утром этап. На суд. Уверен, что не вернусь уже сюда. Записываю
адреса, раздариваю мыльницу, майку, свитер, носки, носовой платок. Беспокоит
меня только вопрос, в чем причина отказа мне в очных ставках с так
называемыми "потерпевшими". Правда, с двумя из них мне предоставили очную
ставку еще на начальном периоде следствия. Показания были полностью в мою
пользу. К сожалению, зловещий смысл этого очередного нарушения законности
открылся мне несколько позднее...
И вот я снова в родном, геленджикском КПЗ. Меня здесь знают многие. У
милицейского сержанта Пети, командующего здесь, мое появление вызывает
вислую гримасу. Своей "резней" и прочими фокусами я попортил им много крови.
В соседней камере - "Цыган". Я благодарен ему за поддержку в Новороссийском
СИЗО. Поэтому, когда мне приносят передачу, часть переправляю ему.
Остальное - в общий котел.
Суд, проведенный через два дня, был закрытым и начисто развеял мои
иллюзии "об объективности" советского суда и его "независимости". Достаточно
сказать, что дело мое целиком было сфабриковано по прямому указанию моего
недруга - прокурора Быкова, следствие вела прокуратура, а судила меня
Чурсина - совсем недавно пришедшая в суд из... прокуратуры, где долгое время
была помощником прокурора Быкова! То есть я был обречен... Суд изо всех сил
"тянул время", стараясь создать видимость разбирательства. О его качестве и
законности достаточно говорил тот факт, что НЕ БЫЛО ЗАЧИТАНО НИ ОДНОГО
ПОКАЗАНИЯ, НЕ ПРЕДЪЯВЛЕНО НИ ОДНОГО ДОКАЗАТЕЛЬСТВА! Вопросы, задаваемые так
называемым "потерпевшим", носили чисто нейтральный характер. Адвокат же,
бывший прокурор города Салов, откровенно клевал носом на суде и, проснувшись
от толчка лишь в конце заседания, сказал прочувствованную речь, выразив
уверенность в том, что теперь-то уж судьи, убедившись в полной невиновности
подзащитного, оправдают меня. На чем основывалась его уверенность, сказать
трудно, если учесть, что во время "разбирательства" он спал, мне же Чурсина
говорить не давала, а когда я попытался высказаться с места, вскочила и, зло
сверкая очками, пригрозила, что, если я не замолчу, я буду удален из зала
суда и суд будет проходить без меня. Когда был объявлен приговор - 4 года,
затем 5 лет запрета на педагогическую деятельность - даже милиционер,
водивший меня на суд, схватился за голову. По дороге в КПЗ он назвал этот
суд "БЕСПРЕДЕЛОМ".
Если учесть, что мне было отказано в законном моем праве - ознакомиться
с протоколом судебного разбирательства, ТЕРМИН следует признать полностью
соответствующим смыслу этого слова.
Все кончено... Как во сне, я воспринимаю все остальное - истерику жены,
слезы сестры, оцепеневшего отца. И его слова о том, что "...краевой суд
разберется...". Я смотрю на него и не знаю, что вижу последний раз... Не
переживет крушения своей веры в справедливость суда, этого строя, которому
отдал всю свою жизнь... Он скончается через два дня после получения семьей
известия из Краснодара о том, что краевой кассационный суд утвердил
приговор, изменив только режим содержания.
Состояние безразличия и апатии не покидает меня до самого возвращения в