"Юрий Лурье. Прокурорский надзор " - читать интересную книгу автора

голову вправо. Стена. Окно. Теперь - влево. Все ясно: слева ставший уже
привычным за последний год предмет. Капельница. Левая рука привязана к
кровати, в вене игла. Слышу еще голоса, но два движения головой утомили меня
настолько, что глаза сами закрываются...
Просыпаюсь от того же ненавистного голоса. Кто-то тормошит меня.
Доктор. Этот врач - из зеков. Недавно переведен сюда с "Десятки". Пытаюсь
вспомнить имя - не могу. Голова раскалывается... Отношения у нас с ним не
сложились с самого начала. Слишком много знаю о том, что привело сюда. Сам
рассказывал. Подонок...
"Ну что, очухался? Дурак!" - это он мне. Еще кое-что добавил. Рванулся
к нему, но мышцы не подчиняются. "Ну погоди, встану, сволочь!..." Он
смеется. Наверное, ему нравится издеваться над беспомощным. "А в психушку не
хочешь? Оклемаешься - отправим!". Знает, что для меня это страшнее всего -
сам рассказывал ему, "контачили" в первые дни его пребывания. Я рассказывал
ему, как презрев все "условности", меня упрятали в Краснодарскую
психиатрическую больницу, чтобы без помех "накрутить" на меня дело. Этого
месяца с лишком, что меня там продержали без всяких санкций, за несколько
месяцев (!) до предъявления официального обвинения, мне хватит на всю
жизнь!...
Короткий диалог этот встряхнул меня. После ухода врача еще раз
знакомлюсь со "средой обитания". Уже вечер, и тусклая лампочка под потолком
освещает стены в грязных потеках. Изолятор. Помню, как-то заглядывал сюда.
Здесь шесть коек. Я лежу у окна, далее еще две, с тумбочками между ними.
Затем, на некотором расстоянии, близ параши теснятся вплотную еще три.
Это койки для "пинчей". То есть для "опущенных" - так в этом мире
называют подвергшихся насилию где-нибудь в следственном изоляторе или здесь,
в зоне. Это - отверженные, своего рода неприкасаемые, контакт с которыми в
виде совместной трапезы или даже рукопожатия автоматически исключает любого
из касты "мужиков", не говоря уже о "правильных" или "блатных". Живут они
где придется, даже из секций их выгоняют. В грязи и вшах выполняют самую
грязную работу в зоне. При всем моем неприятии "блатных" законов, я вынужден
подчиняться обстоятельствам, и не могу на людях проявлять свое к ним
сочувствие. Тем более, что при всей жалости, которую я испытываю при виде
этих бедолаг, не могу подавить в себе чувства брезгливого презрения, видя, с
какой готовностью откликаются они на данные им в качестве клички женские
имена. Бесит меня их покорное непротивление издевательствам. Мне кажется,
нет, я ЗНАЮ, что никогда не смирился бы с этим животным состоянием...
Через пустую койку от меня лежит "мужик" из 5 отряда. Я его знаю. Он
меня, естественно, тоже. Как знает вся зона. И не только потому, что занимаю
"элитную" должность библиотекаря - далеко не все здесь могут похвастаться,
что за годы, проведенные в зоне, прочли хоть одну книгу.
Дело в том, что в зоне я появился с синей полосой в деле и десятью
сутками голодовки за плечами. Я начал ее еще в следственном изоляторе после
очередной неудавшейся попытки самоубийства, из-за чего прямо из тюремной
больницы спецэтапом был отправлен сюда, на "Единичку". В карантине я
продолжил голодовку, доведя ее до 25 суток. За это время мой "боевой вес"
упал с 82 кг до 50 кг 800 г. Единственное требование, которое я выдвигал,
заключалось в требовании встречи с прокурором по надзору, ознакомившись с
делом осужденного и в случае сомнений в правомерности наказания, имеет право
на обжалование приговора в вышестоящую инстанцию. Забегая вперед, скажу,