"Джон Лутц. Дорогая Дори " - читать интересную книгу автора

высовывалась на несколько футов. Убедившись, что ни в холле, ни на
лестничной площадке никого нет, я поднялся на два этажа, где располагался
служебный выход на крышу, пересек ее и подошел к той стороне, что выходила
на Вторую авеню.
Я всегда боялся высоты, но заставил себя свеситься с крыши, пока в двух
этажах внизу не увидел торчащую из нашего окна палку. После чего я осторожно
отступил назад и ключами процарапал на шиферной черепице крыши метку.
Содрогнувшись, я в последний раз бросил взгляд на улицу внизу и заторопился
в квартиру.
Убедившись, что меня никто не видел, вытащил палку и поставил ее в
стояк последней модели, который некогда был картонной трубкой из-под
бумажного полотенца. Я понял, как решить проблему, учитывая, что Дори
достаточно сильна и неукротима. Выкинуть ее в окно мне будет не под силу.
Кроме того, обязательно останутся следы борьбы. Криминалистика достигла
такого уровня, что их обязательно найдут.
Когда Дори вернулась после утренней встречи с редактором, я встретил ее
с привычной для себя раболепной почтительностью. И, слушая стрекот пишущей
машинки в соседней комнате, тупо смотрел на экран телевизора, где шла
какая-то мыльная опера. Набираясь мужества, я думал о своей внутренней
драме.
Беспрерывный треск клавиш прекратился. Дори просматривала свое
творение. Я поймал себя на дикой мысли: можно ли при помощи обыкновенной
зубной пасты устранить кровь? Не об этом ли она пишет в одной из своих
колонок?
Теперь все это неважно, сказал я себе и позвал ее: "Дори!"
Она вошла в гостиную с раздраженным выражением лица, на котором еще
лежал отсвет вдохновенного творчества. Дори терпеть не могла, когда ее
отрывали от работы.
- На час я заказал столик у "Ринальди", - сообщил я ей. "Ринальди" был
один из самых дорогих ресторанов в городе, специализировавшийся на
лобстерах, которых Дори ненавидела.
Ее высветленные лимонной кислотой брови сошлись на переносице.
- Ты... что?
Когда Дори начала орать, я опустил руку и включил спрятанный под
креслом диктофон. Все прошло как нельзя лучше. Я завел ее так, что она
вопила не умолкая минут пять.
Этим вечером ужин состоял из риса, нескольких листиков салата и пары
кубиков говяжьего концентрата. Я покаялся. Дори пошла на то, чтобы заключить
со мной перемирие. За чашкой ячменного кофе она проинформировала, что
прощает мое недостойное поведение. Посуду сегодня мыл я.
ерез два дня, когда мы сидели в гостиной, просматривая каждый свою
часть утренней газеты, я с трудом сглотнул комок в горле и сказал, что
недавно заметил нечто, достойное ее профессионального внимания.
- И что же это такое? - с подозрением спросила она, поскольку ей
никогда не доводилось слышать от меня мыслей, достойных использования в ее
колонке.
- Вчера я был на крыше, - сказал я.
- Ради Бога, чего тебя туда понесло?
Я почувствовал, как в мозгу стали лихорадочно проворачиваться
шестеренки моего замысла.