"Аркадий Львов. Мой старший брат, которого не было (Сборник "Фантастика-65")" - читать интересную книгу автора

у меня нет. И еще: когда вместо папы появляется мой старший брат, я не
злюсь и досада не берет меня. Наоборот даже.
Но так бывает только ночью, а днем не так. Днем папа - всегда папа, и
это не имеет значения, что он обязательно заслоняет собой кого-то другого.
Кого? Иногда мне кажется, его - моего старшего брата.
Сейчас я опять думаю о папе, и у меня такое чувство, будто должна
появиться рука, рука остановит уходящее солнце, остановит кольца, я открою
глаза - и увижу папу.
Я открыл глаза и увидел его. Нет, не папу - папу убили тринадцать лот
назад в Австрии. Я увидел нашего нового соседа, который живет на первом
этаже, - человека со странностями. Это моя мама о нем так говорит: человек
со странностями. А тетя Оля поправляет: "Скажите лучше - просто идиот.
Вчера я повесила сушить белье во дворе, а он взял и перерезал веревку". -
"Оля, - напоминает моя мама, - но он же просил вас не заслонять ему окно".
- "Я вас не понимаю, Зина, - кипятится тетя Оля, - что, у него руки
отвалятся, глаза выпадут, если белье немножко повисит перед его окном?
Пусть хоть посмотрит на белоснежную простыню - он же спит на голом
матраце". - "Да, - соглашается в конце концов мама, - он очень странный
человек".
Странный человек стоял рядом и смотрел на меня. Просто так: стоял и
смотрел. Я даже оглянулся: нет ли кого за мной, позади? Нет, позади никого
не было - это он на меня смотрел.
Зачем? Так смотрят только немые дети.
- Солнце заходит, - кивнул он, кивнул просто, как будто мы уже целый
час разговариваем.
Я тоже мог сказать, что заходит солнце, но к чему? Он видит, я вижу,
все видят - к чему же говорить об этом?
- А утром солнце другое, - сказал он. - Тебе не кажется это странным?
Нет, это не казалось мне странным.
- Утром и вечером углы склонения солнца над горизонтом тождественны.
Равные, значит. А ты в каком классе? А-а, в пятом, ну ничего. В пятом,
значит, - повторил он, - в пятом. Это хорошо, что в пятом. Ну ладно, я
пошел.
Он не попрощался со мной, он сказал только эти слова: "ну, я пошел", -
и сощурил глаза, как будто у него сердце схватило. Мама всегда так, когда
у нее сердце схватывает. Но она еще руку кладет на грудь, а он нет -
только глаза сощурил.
Но они у него другие, не похожие на мамины. Я уже видел такие глаза, я
видел их много раз, даже вот перед самым его приходом видел. Но где? Ведь
я все время здесь, у ворот, я никуда не уходил, ни с кем, кроме него, не
разговаривал.
Где же я видел эти глаза?
За уроки я сажусь в девять - раньше не получается. Был бы отец - все
было бы по-другому. Это мама говорит тете Оле, а тетя Оля каждый день
объясняет мне, что нельзя быть сволочью, что надо щадить родную мать,
потому что две мамы никому не даются. Даже королям.
Я знаю, что две мамы никому не даются. Но почему они не понимают, как
это противно - делать уроки! Чуть сядешь - сразу чесотка нападает. Волосы
даже чешутся: подергаешь - пройдет, а потом опять. И так час, два, три, в
общем пока уроки делаешь.