"Аркадий Львов. Мой старший брат, которого не было (Сборник "Фантастика-65")" - читать интересную книгу автора

на песке лицом к небу. Я был счастлив, я опять вернулся к жизни, и хотя в
моем возвращении было что-то недостоверное, облегченное, как всегда во
сне, когда совершается физически невозможное - полет в воздухе, прыжок
через трехэтажный дом с плавным спуском, - я чувствовал себя
освобожденным, наконец, от смерти, которая только что еще была
действительностью и вдруг перестала быть действительностью, потому что все
прежнее, сопряженное с ней, было сновидением: и глобус с ожившими львами,
и погоня, и красное, воющее сиреной, и боль в затылке, которого нет.
- Проснись, - сказала мама, - разденься и ляг в постель: утром доучишь.
- Почему "проснись"? Я не спал.
У меня на самом деле было такое чувство, будто я не спал, а вернулся
откуда-то издалека, даже не очень-то издалека, потому что время, которое
мне понадобилось на возвращение, было чересчур коротко.
- До Стамбула, - сказал я, - теплоходом двое суток. А самолетом час.
Черное море - маленькое.
Мама посмотрела на меня удивленно, покачала головой и приказала
немедленно раздеваться и еще чтобы уроки я делал только днем и не смел
сидеть до полуночи.
- Нет, - сказал я маме, - пока не выучу уроки - не лягу.
А она подошла сзади и, расстегивая на мне пиджачок, стала
приговаривать:
- Это с лодырями бывает. Бывает.
- Нет, - сказал я опять, - пока не выучу, не лягу.
И еще до того, как мама, отступив, пощупала мой лоб, я знал, что она
сейчас отступит, пощупает мой лоб и скажет: "Хорошо". И повторит: "Хорошо,
но имей в виду - уже четверть двенадцатого". А потом ляжет, прикроет глаза
рукой, как будто свет мешает ей, и будет наблюдать за мной в щель между
пальцами.
- Свет мешает, - голос у мамы был сонный, - безумно хочу спать. Я еще
днем хотела. Весной у меня всегда так: день и ночь спала бы.
Я улыбнулся: это было очень забавно, как мама старается уверить меня,
что просто очень хочется спать и ничего другого, никакого беспокойства,
никакой тревоги.
А потом, когда я сказал маме: "Ты спи, спи!", мне показалось вдруг, что
она совсем еще маленькая, совсем еще ребенок, который спрятался за дверью
и кричит: "Меня нету!" - и думает, что одурачил всех, потому что взрослые
после этих слов бросились искать его и хотя нашли, но сначала долго
искали, в холодильник и телевизор даже заглянули.
- Спи, - сказал я еще раз, - спи.
- Угу, - ответила мама, и я чувствовал, как мама засыпает, как легко ей
становится, как расслабляются шея, руки, ноги.
В комнате было очень тихо. Потрескивали обои, тикали часы, жужжал
счетчик. Звуки витали в тишине, как пылинки в воздухе, не загрязняя его.
Через три минуты я выучил стихотворение. Я не знаю, как это получилось,
потому что прежде мне нужно было не меньше часа, чтобы выучить такое
стихотворение. А читать его твердо, без запинки, я мог только через день
или два.
А теперь я даже не повторял его про себя, я просто захлопнул книгу и
больше не думал о нем и вообще ни о чем не думал.
Мне было очень приятно, как ранним летом на пляже в Крыжановке: над