"Е.Львова. Происшествие (Журнал "Знание - сила", 1991, N 1)" - читать интересную книгу автора

из ствола, прошибали кору, обходясь без веток. А что сделаешь, калеке тоже
дышать надо, времени формировать крону у него нет. Роберт обошел
обреченное это шелестенье и кущенье, он приметил поодаль такой же кругляш,
но без листвы. Присел, отдышался, боль в сердце была легкой. Роберт вел
руку по кожистым складкам коры и молил того, кто молчал: "Пусть эти
обрубки дали бы не одни листья, но корни..." Тополь - дерево не лесное,
помнилось Роберту. Тополя росли вдоль городских улиц. И в деревнях. Откуда
обрубки тополей на болоте? Роберт не знал. Не всегда же здесь было
болото... Остаток пути Роберт шел солдатским шагом, а туман слоился за
ним, отставая, цепляясь за стволы. Когда дорога косо уперлась в арку
ворот, Роберт леса не узнал. Серый клей тумана стоял ровно и густо.
Торопясь, он протянул в окошко пропуск. Он волновался. Он не был здесь уже
два месяца. Обычный вопрос: "Ну как мои?" Обычный ответ бывал: "Живут,
чего им делается" или "О'кей, дэд" - это уж смотря, кто дежурил. Сейчас
дежурила Настя, и - что за дела? - розовая заспанная Настя в сползающем на
глаза кокошнике его как будто не узнала. Впрочем, Роберт был в зеркальных
очках и против обыкновения небрит. Могла она его не узнать, вполне могла.
Могла даже испугаться: он пришел со стороны леса. В Спайсы никто не ходил
лесом. В Спайсы никто не ходил пешком. Родителей доставляли по канатке. В
дни посещений. Для туристов окрестности были закрыты. А жить - здесь давно
уже никто не жил.
- Как мои? - спросил Роберт. Настена молчала. Он поспешил объяснить:
"Кайдалова. Ирина Николаевна Кайдалова. С сыном. Алеша Кайдалов". Проще
было, конечно, назвать диагноз ребенка, но Роберт старался не произносить
этого вслух. "Триада, - сказал он, - триада". Так называлась в Спайсах
группа, где были собраны дети... - их в просторечии называли
"трехлапками". Звучит ласково, только вот выговорить "трехлапка" он не
мог. И все повторял: "Ирина Николаевна и Алеша. Кайдаловы".
"Да проходите же, сударь, что встали столбом", - сердито сказали из
будки. Ворота разъехались, и Роберта мягко втянуло внутрь. Он сунулся было
к окошку, но оно оказалось закрыто. Он постучал. Не отворилось. А раньше
эта самая Настя охотно с ним болтала. Он нравился девушкам. На свое
несчастье. Огнеглазый, смуглый, узколицый, с ранней сединой. Он отбивался
от них, как мог. Чего только не говорил! Даже правду. "Я трехлапого урода
породил, я жить не хочу. Во мне витальной силы нету". Девушек это не
отпугивало. Напротив. Не задались ли они целью наводнить Триады трехлапыми
младенцами? Роберт менял тактику. Пускал о себе порочащие слухи,
преумножал свои годы - тут и седина кстати пришлась, свои грехи, но все
это было без толку. И прозрачные бабочки, и легкие осы, и ленивые сонные
мошки летели на свою погибель. Правда, девушки и остывали быстро. Иногда
он думал: может, и не стоит так отбиваться? Но он боялся случайности. Ведь
и с Аришей они не собирались, он же и тогда уже понимал, что нездоров. Но
Ариша - надо знать этот ее лучезарный фатализм - решила: так тому и быть!
Э, да что теперь об этом... Девушки остывали, испарялись, истаивали. Не
остывала только Марьям. Лет десять назад она предпочла несчастье с ним
счастью с другим человеком. Но с тех пор ее юный азарт поиссяк, а в глазах
остановилось терпеливое напряжение трудно скрываемой боли. Несчастье с ним
длилось... длилось... длилось. Она устала. Он знал: выдать стареющую
любовницу замуж считается низким поступком. Но почему? Почему? И по дороге
в Спайсы он молил Бога послать жениха Марьям Степанян. Но невидимый и