"Е.Львова. Происшествие (Журнал "Знание - сила", 1991, N 1)" - читать интересную книгу автора

неслышный молчал. Не было у него ни корней для обрубков дерев, ни женихов
для тридцатилетних невест. Тут Роберт вспомнил, что Марьям исполнилось
тридцать четыре. Он хотел воззвать: "Борони Марьямку, батя", но в Спайсах
слова застревали в горле. Трезвый воздух беды стоял здесь ровнее болотной
глади.
Дети спали на террасе. Было холодно. Все были в спальных мешках. Ну и
хорошо. Роберт не боялся ни трехруких, как Алешка, ни многоножек с
паучьими лапками, ни даже тех... других... Никого он не боялся. Но он
чувствовал себя таким виноватым, будто он породил их всех. "Спайсы - это
не страшно. Спайсы - это гуманное учреждение. Это лесная школа для не
вполне здоровых детей. Тут их готовят к операциям. Бережно. Постепенно.
Уберут лишнее, нарастят недостающее. Методика хорошо отработана. Сбоев
давно уже нет. Вот только эта перемычка... После операции каждому ребенку
делают перемычку памяти. Ну, чтобы он не помнил, что раньше был уродом.
Правда, избирательно перемкнуть память пока не удавалось, оздоровленные
дети уезжали, забыв все, забыв и родителей, и Спайсы, и болотистый лес
вокруг. А родители все продолжали любить своих уже не существующих уродов.
И решительно некуда было деваться с этой никому не нужной любовью.
Здоровым же детям как раз ее и не хватало в их новой счастливой жизни.
"Пустовато, наверное, жить без воспоминаний, - подумалось Роберту, но он
тут же себя одернул. - Какие такие у детворы воспоминания!" "Отче, отче
наш! - проговорил он позабытое имя. - Так как же ты допустил до такого
безобразия?"
"А вы где были?" - возразил Терентий Кандалов, и Роберт побрел по
террасе, заглядывая в лица спящих. Алешки тут не было. Роберт побежал
вверх по зеленому пандусу. Он раскачивал вьюны и распугивал стада золотых
рыбок. Второй ярус террасы. Здесь дети постарше. Спят, но стоит ему пройти
ряд кроваток, он слышит смешки, шелест и шорох. Удивляться нечему - Роберт
помнит по собственному детству всю неуместность неподвижности мертвого
часа средь бела дня. Смутило Роберта другое: детей вроде бы не стало
меньше, но он не видел знакомых лиц, не было здесь ни Ванечки Ильясова, с
надменной смешливостью объявившего себя человеком будущего, ни маленькой
Вики Старк, что, как черепашка, тянула из своего панциря бледную слабую
шейку.
Некоторые дети спали, уткнувшись лицом в подушки, но Роберт помнил
рисунок рук каждого. Гриша Качалава с по-взрослому выступающим рельефом
век умудрился украсить запястье срамной татуировкой. Где? Как? - не
дознались. Анюта Крайц носила множество колечек. Роберт как-то привез ей
из города два обруча, соединенные голубым сердечком. Не успел разглядеть
обновку на ее руке, девчонка втиснула его мизинец в колючее медное кольцо
и сказала: "Теперь мы обручены. Ужо я отсюда вырвусь!" Какова наглость!
Роберт вразумлял ее, как маленькую, но это не помогло. Он вел ее в сад и
стал говорить с ней, как со взрослой. Мучительные обязательства связывают
его с Аришей, а уж когда мальчик уйдет от них навсегда... Этого они
ждут... На это они надеются... Тогда...
- Тогда твоей жене будет легче управляться с тобой, если рядом найдется
кто-то помоложе. Я не рвусь в жены. Я согласна быть любовницей...
Она согласна. Его согласия не спрашивали. Роберт давился злостью, надо
бы отшлепать бесстыжую девчонку, но он боялся двинуть рукой - Анюта только
и ждала неосторожного жеста. Он сказал ей, что любовница у него уже есть.