"Е.Львова. Происшествие (Журнал "Знание - сила", 1991, N 1)" - читать интересную книгу автора

Щелкнув медальоном, показал ей давнюю фотографию Марьям.
- Ничего, стройна, - девочка покрутила медальон в руке, - пусть живет!
И Роберт, слабый, ничтожный человек, связал себя неким полуобещанием. В
конце концов, он знал, что после операции девчонка никогда не вспомнит ни
собственную маму, ни его, ни болотистый лес в Спайсах. Бывали, правда, и
несчастные случаи. Если ребенку удавалось протащить в радостное будущее
хоть какой-нибудь предмет из грустного прошлого... Случалось, сломанная
сережка, ключик или коробка из-под жвачки вытягивали - с трудом, медленно
и долго, звено "и звеном - ненужные воспоминания. Дети изобретательны, а
память коварна. И Роберт понял, зачем Гриша Качалава опоясал свое запястье
стыдным узором. Там же еще и надпись была. Ну конечно, Роберт вспомнил
нелепые слова: "Помни, Вася, милый Вася, нашу жаркую любовь"...
Когда дети радостно выкрикивали продолжение, им влетало... Но главным
было именно это "Помни, Вася! Помни, Вася!" - тихонько выговорил Роберт.
Смехом отозвались незнакомые голоса. Отозвались и затихли. Но он бы узнал
своих - и вкрадчивый рокоток Анюты, и грубый смех Гриши, который тот
старательно культивировал, и блеющее хихиканье кого-то из старших, что так
успешно воспроизводил его Алешка.
Надо поискать взрослых. В этот час взрослые обитательницы лесного дома
сидят обычно за большим врытым в землю столом. Играют в подкидного дурака
или в пьяницу; иногда по маленькой в покер. Это не поощряется, но персонал
закрывает глаза.
Когда Роберт подошел, карты тут же прикрыли листом ватмана. "Лесная
сказка" прочитал он. Хоровод гномов окружал название, фон сверкал
стеклянной пылью. "Кушанье не должно быть ни слишком горьким, ни слишком
сладким", - подумал Роберт.
Но ведь дети проводили-проживали здесь свое единственное детство. Ясно
же, что взрослым хотелось сделать все вокруг нарядным, радостным и
светлым. Вот и Роберту оттягивал ноющие плечи рюкзак, набитый игрушками.
Все те же дежурные медвежата, гномы да космонавты с принцессами. В Спайсах
у самих детей больше ценились запрещенные игрушки. Здесь дорожили
куклами-уродами, чьи увечья точно повторяли те, что привели детей в
Спайсы. Роберт сам сменял латинскую грамматику на трехрукую куклу с
порочным личиком. И вот ведь странность - стоило укрыть пелериной лишнюю
руку, игрушка теряла свое очарование. Или это только казалось? И он все не
решался ее кому-нибудь подарить. Да было и страшновато: проболтаются - и
самим попадет, и у Роберта пропуск, пожалуй, отберут. Так и таскал ее с
собой - ни подарить, ни выбросить.
- Салют, мамаши! - сказал Роберт, как всегда. Слишком бодро, слишком
энергично. Но иначе здесь не получалось. "Шалеешь от форс-мажору", -
говорила Ариша. А без него завыть впору. Деланный мажор лучше искреннего
воя. Или нет?
Они продолжали игру. Не узнают его, что ли? Ну небрит, ну пропылен, ну
пришел в неурочное время... Но узнать-то его можно. Или нет?
Молча Роберт повернул к дому, пометался по аллее и не выдержал,
побежал. Он бежал сначала легко, все время меняя темп, он искал тот
единственно точный ритм бега, когда бег, пусть ненадолго, осмысляет
жизнь... Да, бежал он недолго. Сердце прыгнуло и повисло на рвущейся
нитке. Роберт остановился, сдерживая громкое дыхание. Пошел ровно и быстро
и вдруг понял, что шумно дышит кто-то еще... Мальчишка. Сережа. Не то