"Виктор Лысенков. Палата No 7" - читать интересную книгу автора

плохой завод, освоили земли, которые не дают урожая". И много чего. Не
признают. Везде - коллектив. Найди виноватого! Вот премии и ордена получать
- всегда есть конкретные люди.
О дополнительных услугах, связанных с массажем, Иванов завел речь - еще
раз: "Стоить это будет недорого - можно просто купить коробку хороших
конфет. Иван Федорович сразу представил себе:
а что если каждому из двухсот семидесяти лечащихся здесь нужна какая-то
дополнительная услуга (а она обычно бывает нужна) и каждый купит только по
коробке конфет? Ну, пусть массажистка за этот самый общеукрепляющий
дополнительно. Человек двадцать она может обслужить - не каждый же день этот
массаж. Прикинем. Двадцать коробок по десятке - недурно. Врачи, видимо,
имеют не только конфеты. Вот почему все такие улыбчивые и милые. Потом
Монахов из любопытства заглянул в буфет. В этом престижном санатории лежали
коробки и по десять, и по тринадцать, и даже по восемнадцать рублей.
Медсестра, приглашавшая на процедуры, не знала о разговоре Иванова с
Монаховым о конфетах, в свою очередь Иван Федорович не стал делиться своими
выкладками с Ивановым. И когда в очередной раз она спросила, не нужен ли
дополнительный общеукрепляющий массаж Ивану Федоровичу - один или два раза в
неделю, ответил Иванов: "Он ему не нужен. Из принципа". Умница сестричка,
словно не расслышала этой фразы...
Иван Федорович понял, что Иванов лишний раз хочет укольнуть его,
показать его негибкость, ребячество, удержать инициативу их
бесед-воспоминаний, бесед-споров в своих руках. Монахов чувствовал, что
Иванову это просто необходимо.
"Вот вы думаете, - начал он утром, войдя с газетами на веранду, где
Иван Федорович уже сидел с купленными накануне журналами, - что я ничего не
понимаю, или чего-то недопонимаю. Не спорьте, - чувствую по вашему
сопротивлению, и не только на словах. Ошибаетесь, голубчик! Вы в душе
думаете - я трус и приспособленец. Не так ли?". Монахов посмотрел на него и
хотел сказать, что в первую очередь он думает, что Иванов - подлец. Но это
открытый скандал. Поэтому он промолчал, ожидая, какие новые доводы приведет
Иванов, чтобы показать его, Монахова, наивность, как попытается унизить,
вскрыв непонимание Монаховым современного мира. Иванов между тем спокойно
продолжал: "А я ни тот, и ни другой. Я - просто со всеми. Со все-ми.
Понимаете? Заблуждаются все, заблуждаюсь и я. Выправляют линию все - и я
выправляю. Один - это ноль! И все это понимают! Вот когда вас взяли, никто
же не побежал ни в министерство, ни в ЦК, ни еще куда-нибудь вас
выгораживать. Потому что все - были объединены. А если бы и нашелся кто-то,
кто вступился бы за вас, - его ждала бы такая же участь, если не хуже!" -
"Вы что же, Петр Апполинарьевич, придерживаетесь той знаменитой теории о
винтиках и гаечках, что человек - ничто? Человек - винтик. Хочу - кручу
сюда, хочу - туда. А хочу - под пресс. Хлоп - и нет человека. Так?" - "Э,
бросьте, дело не в теории. Теория родилась из жизни. Вы просто не понимаете
законов жизни современного общества и поэтому навредили и себе и близким".
Иван Федорович понимал, как точно бьет Иванов. После того, как его
арестовали, Надя Долго не могла устроиться на работу. Она пошла посудомойкой
в ресторан. Но, как говорят, нет худа без добра, - детям был кусок хлеба,
пусть с чужого стола, пусть объедки. Она плакала, рассказывала о годах
войны, но работа в ресторане спасла детей от голодной смерти. Сын Андрей,
когда закончил в сорок седьмом школу, хотел пойти в авиационное училище,