"Вальдемар Лысяк. Ампирный пасьянс" - читать интересную книгу автора

отматерил его в присутствии мужской части придворных самыми отборными
солдатскими словечками и, пригрозив напоследок расстрелом, назвал "дерьмом в
шелковых чулках". За все время этого приступа бешенства у Талейрана на лице
не дрогнул ни единый мускул, так что прав был шурин Наполеона,
неаполитанский король Мюрат, говоря: "Талейран, это дипломат такого класса,
что, если бы во время разговора его с тобой кто-то пнул его в зад, то по его
лицу ты бы этого даже не заметил". Если бы Мюрат сказал это о министре
полиции, то и в этом случае не разошелся бы с истиной.
В конце концов, Бонапарте утих и отдал Фуше приказ начать массовые
аресты якобинцев. Министр поклонился и вышел. Когда двери за ним закрылись,
Талейран взял слово и заявил, что Фуше прикрывает якобинцев, поскольку
когда-то и сам был одним из дирижеров якобинского террора, и его до сих пор
связывают дружеские узы с давними подельниками. Обвинять человека типа Фуше
в симпатиях к побежденным было шуткой совершенно неостроумной; но фактом
оставалось то, что в 1793-1794 годах Фуше прославился как якобинский
"лионский палач", проводя там массовые казни (среди всего прочего, он
заменил малопроизводительную гильотину картечью). Под конец Талейран
предложил арестовать Фуше и в течение 24 часов рас стрелять!
Если бы Наполеон послушался, то направленное против него покушение на
улице Сен-Никез обрело бы парадоксальный финал - оно вычеркнуло бы из списка
живущих оберполицмейстера эпохи. Но, как я уже вспоминал, Наполеон имел
привычку в подобных случаях слушать исключительно себя, и Жозеф Фуше уцелел.
Уцелел и физически, и политически, поскольку самая мягкая из версий
наказания министра, высказанная группой Талейрана, предлагала сменить Фуше
кем-нибудь "более деятельным". У Талейрана даже список кандидатов был готов,
но Консул прекрасно знал, что от каждого из них он может ожидать столько же,
сколько и от черепахи, выступившей в гонках, и отбросил всяческие
предложения о смене главного квартиросъемщика в доме на улице Сен-Перес.


9

"Князь полиции" послушно выполнил данный ему приказ. Уже на следующий
день его подчиненные устроили в Париже и в провинции антиякобинскую охоту на
ведьм. Революционеров-террористов сотнями запихивали в тюрьмы и готовили
списки на депортацию, которые Фуше подмахивал без слова, хотя прекрасно
знал, что к "афере Сен-Никез" якобинцы никакого отношения не мимели.
Непосредственно репрессиями руководил префект Дюбуа - сам Фуше хотел иметь
свободные руки для игры с роялистами. Эта игра должна была стать самой
большой полицейской игрой за всю его карьеру, и министр хорошо понимал, что
должен одержать в ней верх любой ценой.
Известно высказывание Наполеона: "По настоящему хорошая полиция
отличается тем, что не обращает внимание на вещи, знать о которых не
должна". То, что Фуше, стоя во главе репрессий, не обращал внимания на
очевидную для него невиновность якобинцев, вытекало из своеобразной
интерпретации этой, в какой-то мере правильной максимы. Фуше посчитал, что
официально и не обязан знать об их неучастии в декабрьском покушении и,
согласно собственным привычкам, не обращал внимания на связанные с этим
морально-юридические проблемы. С другой же стороны, он просто не мог
позволить себе роскоши не знать об истинных авторах покушения.