"Хорьки" - читать интересную книгу автора (Мафунэ Ютаки)

Действие третье

Те же декорации. Утро перед отъездом Мансабуро. У порога – плетеная корзина с крышкой и еще две-три вещи из его багажа.

Кихэй и Фурумати сидят в комнате с земляным полом. Чуть поодаль у очага О-Сима пьет сакэ.

Фурумати. Что же это такое? Как нарочно, Сабу уезжать, а старушке худо…

Кихэй. У нее давно душа болела за сына. (Перевязывает багаж веревками.)

Фурумати. И беспокоилась, и устала, должно быть…

Кихэй. Точно. Вот силы ее и оставили…

Фурумати. Как она себя чувствует? Совсем плоха?

Кихэй. Это ненадолго. Все проходит.

Фурумати. Ты так не шути, Кихэй! Накаркаешь!

Из задней части дома появляется госпожа Исэкин и Maнсабуро.

Исэкин. Ничего страшного, не волнуйся, Сабу! Полежит еще немного, глядишь, поправится.

Мансабуро. Боюсь я все-таки, и ехать не хочется!

Исэкин. Еще чего! Поезжай, ни о чем не тревожься.

Мансабуро. Если б она сейчас умерла, я уехал бы с легким сердцем…

Кихэй. Верно! (Уходит в гостиную.)

Фурумати. Правильно! Дождалась, когда Сабу выбился в люди и усадьбу вернул, – такое счастье не каждому в жизни выпадает. (Идет в заднюю часть дома.)

Мансабуро (к Исэкин). Прошу вас, если что – присмотрите за матушкой.

Исэкин. Ладно. Я и без твоих просьб о ней заботилась. Можешь не беспокоиться: помирать станет, я и водички ей поднесу, и все, что нужно…

Мансабуро. Что верно, то верно, вы всегда для нас много делали. И все-таки, прошу вас… И вот еще – о тетке О-Тори… Я сам ей никак не могу сказать, чтоб она побыстрей уезжала. Матушка из-за нее очень волнуется… Она и раньше с ума сходила, стоит только заговорить об О-Тори. (Понизив голос.) Впрочем, в тетке есть что-то пугающее…

Исэкин. Порочность О-Тори всем известна. Ну ничего. Я все улажу. Поговорю с ней по-хорошему. И делу конец…

Мансабуро (обрадованно). Ну, тогда и я вздохну спокойно.

Исэкин. Уж предоставь это мне. Я все сделаю, чтоб успокоить матушку. Посмотри, как О-Тори суетится!

Мансабуро (вполголоса). Правду сказать, мне самому почему-то жутко делается, как послушаю матушку. А в последнее время тетка все куда-то ходит с Ямакагэ, что-то делает украдкой – но что? Разве у нее выведаешь?!

Исэкин. С этим подлым Ямакагэ? Может, решили барышничать, денег-то у нее много. Ха-ха-ха…

В дверях появляется О-Тори. Она нервничает, вид у нее обеспокоенный.

Кихэй (входит с багажом в руках). Эй, Сабу, вещи готовы!

Исэкин. А что это Яго задержался со своей телегой? (Кричит, обращаясь к кому-то на улице.) Не приехал еще Яго?

Голос с улицы. Пока нет.

Кихэй. Ну что за человек! Опять, наверно, пил всю ночь напролет. Ходит по деревне с важным видом, нос задирает, как-никак купил новую лошадь!

О-Тори. Ха-ха-ха, он же помешан на лошадях. Ну как, Сабу, все собрал?

Мансабуро. Готов уже. Пойду схожу к матушке. (Уходит в заднюю часть дома.)

Исэкин (пристально глядя на О-Тори). Тебе бы тоже не мешало зайти к старушке.

О-Тори (ухмыляется). Ага… (Отворачивается.)

Голос с улицы. А вот и Яго приехал!

Исэкин (направляется в заднюю часть дома). Сабу, извозчик приехал!

Яго (вбегает). Уж так спешил, да с этой лошадью возни не оберешься, пока не привыкнет. Не слушает, когда ей говорят… Впрочем, все хорошие лошади поначалу такие…

Кихэй. Да что ты! Сабу! Лучше с ним не ездить. Его лошадь того и гляди скинет тебя в озеро.

Яго (рассердившись). Не болтай! Вот скотина! Кому ты это говоришь?! Мне, извозчику Яго?!

Кихэй. Чем языком трепать, отнес бы лучше вещи!

Кихэй и Яго выносят багаж.

Неторопливо входит Ямакагэ. О-Тори поспешно уводит его в уголок комнаты с земляным полом.

О-Тори. Ну как?

Ямакагэ. Дело сделано. За мной не пропадет. Вот бумага – для Сабу… А вот – те документы, о которых у нас с тобой шла речь.

О-Тори. Это, значит, передать Сабу? (Умиротворенно.) Итак, с формальностями покончено? Потом мне толком все покажешь. Пусть пока у тебя побудут…

Из задней части дома выходят Мансабуро, Исэкин, Фурумати.

Фурумати. Можешь о ней не беспокоиться. Будь здоров, Сабу, береги себя. Привет О-Мицу и сыновьям.

Исэкин. Успеха тебе, работай на совесть.

Мансабуро. Спасибо вам большое за заботу. Очень прошу вас…

Исэкин и Фурумamи выходят на улицу.

(Здоровается с Ямакагэ и отзывает в сторону О-Тори.) Ну, тетушка, не знаю, когда теперь увидимся… Добро твое никогда не забуду…

О-Тори. Здесь все будет в порядке, положись на меня. Плохого я ничего не сделаю.

Мансабуро (с чувством). Тетушка… А я… (стараясь говорить так, чтоб не услышал Ямакагэ) буду работать не покладая рук и верну тебе деньги…

О-Тори. Не беспокойся. Ты ведь мне не чужой!

Мансабуро (решительно). Нет, так не пойдет. Я непременно верну…

О-Тори. Ну хорошо-хорошо…

Мансабуро. А когда ты… (с трудом подбирая слова) возвращаешься в Дзёсю?

О-Тори. Наверно, сегодня сразу же и поеду. Что мне тут теперь делать? (Показывает ему бумагу.) Вот, посмотри хорошенько. Усадьба, как видишь, оформлена на твое имя Я просила доктора Ямакагэ.

Мансабуро (радостно разглядывая документ). Точно…

О-Тори. Вот, отдаю тебе все, не забудь…

Мансабуро (забирает). Спасибо вам, доктор…

Ямакагэ. Кх, не за что… будь здоров.

Яго (входит). Братец Сабу! Чем ты тут занимаешься? Усаживайся, да поживей. Видала, тетушка?! Лошадь мою?! Прекрасная лошадь! А?! Не прогадал! На всю округу у меня одного такая!

Все выходят. На сцене остается О-Сима.

Какое-то время доносятся голоса, звук удаляющейся повозки.

Кихэй (входит; к О-Сима). Вот те раз! Ну что за человек! Хоть бы проводила – брат как-никак уезжает!

О-Сима (раздраженно). А не все равно кто?

Кихэй. Ну и женщина! Ты, О-Сима, в последнее время все в каких-то дурацких раздумьях. Плохие вести от мужа?

О-Сима. Отстань! Я тебе покажу! Слишком много на себя берешь! (С воплями удаляется.)

Кихэй. Хэ, да она на ногах не держится!

Входит О-Тори, вслед за ней – Ямакагэ.

О-Тори. Ну, теперь за дело принимаюсь я. Прошу тебя, Кихэй, поторопись. Дом мой в Дзёсю тоже не может вечно пустовать. Надо срочно устраивать все дела и ехать…

Кихэй. Ясно. Так нужно скорей нанять плотников.

О-Тори. Только старательных! Я собираюсь в город, присмотри за ними, пока меня не будет. И если хочешь, чтоб я тебе хорошо заплатила, не бездельничай и не пей.

Кихэй. Скажешь тоже! Я не подведу!

О-Тори. Я все поручила доктору Ямакагэ, если что – к нему. Поторопись. Вернусь через несколько дней.

Кихэй. Да не беспокойся. Ну, так я, пожалуй, пойду сразу за плотниками и с ними – к торговцу мясом.

О-Тори. Так будет лучше!

Кихэй. Вот увидите, все сделаю как надо. (Уходит.)

О-Тори (задыхаясь от волнения). Покажи скорей мне бумаги, доктор. (Внимательно их разглядывает.) Сабу уехал со спокойным сердцем.

Ямакагэ ухмыляется.

На юге крестьянин-переселенец за всю жизнь не заработает таких денег. Ну, сэнсэй, прочти мне… Только чтоб старуха не услышала…

Ямакагэ. Кх, вот что тут получается:

О-Тори. Выходит, не будет никакой склоки?

Ямакагэ. Нет, не будет.

О-Тори (вздохнув с облегчением). Прекрасно. Эти бумаги я надежно спрячу. Правда, вряд ли они пригодятся, ведь Мансабуро никогда не сможет откупиться. (Взволнованно.) Наконец-то сбылась моя мечта! Спасибо тебе, доктор, я… (Плачет.)

Ямакагэ (удивленно). Ого!

О-Тори (неожиданно резко). Что «ого»?! (Рассмеявшись, меняет тон.) Итак, сэнсэй, обсудим наши планы…

Ямакагэ (достает чертеж). Значит, так, пожалуй, разделим дом на четыре части.

О-Тори (разглядывая чертеж). По всему фасаду в три простенка построим меняльные лавки. В целом так пойдет. Я человек неграмотный: если ты все мелочи продумаешь по своему усмотрению, возражать не стану Ты уж постарайся. Да будь поэкономнее.

Ямакагэ. Хм, попробую…

О-Тори. Потом, что бы такое придумать с внутренней стороны дома? У тебя есть какая-нибудь идея?

Ямакагэ. Ты же говорила, что откроешь там ресторанчики.

О-Тори. Ну, это еще когда будет! Я же не брошу Дзёсю сразу Ладно, пусть пока все остается как есть.

В дверях появляется госпожа Исэкин.

Гляди-ка, опять эта надоедливая старуха.

Ямакагэ (заторопившись). Ну, я подумаю… (Быстро удаляется.)

Госпожа Исэкин провожает его презрительным взглядом и входит с холодным выражением лица.

Исэкин. Я все никак не могла поговорить с тобой по душам, О-Тори.

О-Тори (неожиданно с приветливой улыбкой). Это я в суматохе не смогла найти время для разговора с вами.

Исэкин. Ты что-то сильно суетишься, неужели и в нашей деревне нашлось для тебя выгодное дельце?

О-Тори. Как раз об этом я и хотела вам рассказать, но все это так не просто, поэтому подробно поговорим попозже. Я вам многим обязана, а теперь мне снова придется обратиться к вам за советом…

Исэкин. Может, я суюсь не в свое дело, но будь поосторожнее с Ямакагэ. Это же волк в овечьей шкуре, законченный негодяй. Ради денег он не остановится и перед убийством…

О-Тори. Да вы не беспокойтесь. Я сама как-никак тертый калач, ему со мной не справиться. Я считаю, что он меня устраивает для мелких поручений.

Исэкин. Ты не простая женщина, но я слышала, что Ямакагэ запустил лапу в твой кошелек, у него даже усы шевелятся от восторга. Говорят, ты ужасно разбогатела!

О-Тори. А-ха-ха, ерунда! Я начинала с одной набедренной повязкой, для меня маринованные сливы[10] были редким лакомством, а деньги откладывала по одному дзэни. Теперь дела мои пошли в гору. А вспомнить прежние времена! Придешь, бывало, к вам с черного хода, выпросишь горсть риса, или зайдешь в лавку – дадут воротничок для нижнего кимоно. Никогда не забуду, чем я вам обязана, как вы помогали мне в то время. В этом кошельке – вся моя жизнь. Так неужели я стану открывать его кому попало?!

Исэкин. Так и должно быть. Я-то хорошо знаю, чем ты раньше занималась, поэтому и позволяю себе колкости. Но тебе выпал крупный выигрыш. С кем ни повстречаешься в деревне – только о тебе речь, говорят, в Дзёсю у тебя огромная ткацкая фабрика.

О-Тори. Да что там, сейчас она не так уж велика, да и в лучшие времена не приносила много дохода.

Исэкин. И все-таки выглядишь ты роскошно. Какие уж тут «плохие времена»?! А еще люди говорят, что была ты содержанкой у владельца этой фабрики, а он тем временем возьми да помри, и все досталось тебе.

О-Тори. Ах вот, значит, какие слухи пошли?! Глубоко ошибаетесь! Если честно, дело было так: вы, должно быть, знаете, что я стряпала для землекопов в Иваки…

Исэкин. Да, судачили, что ты путалась со старшим этой артели. И с тех пор никто в деревне больше ничего о тебе не слыхал.

О-Тори. Не рассказать, как трудно приходилось. Когда старшой умер и мне перепали кое-какие деньжата, я уехала в Дзёсю. Пошла в ткачихи. Тем временем цены на натуральный шелк резко упали, его потеснил искусственный, и дела на ткацких фабриках пришли в полный упадок. Наша тоже прогорела. Пришлось мне перебраться в комнатенку на три циновки и за сдельную плату ткать искусственный шелк; риса как следует не ела, зимой мерзла от холода. Шесть-семь лет пролетело как во сне, и странно – накопились какие-то деньжата! Тогда я сняла дом и наняла всего-то двух женщин. Стала брать подряды на шелк, понемножку давать в долг своим прежним товаркам по фабрике – вот тогда и завелись деньги, а тут как раз «шелковый бум».[11] Стало тесно – переехали, людей не хватало… И так незаметно получилось что-то вроде фабрики. Вся жизнь моя – сплошная погоня за удачей.

Исэкин. Другой бы не пробился… У тебя чутье хорошее. Не упустила случая. Характер-то дрянной, зловредный, поэтому и выбилась в люди без гроша за душой. Никому другому такое не под силу… Ведь так?! И что же, ты все делала одна?

О-Тори. Конечно, а вы как думали?!

Исэкин (с восхищением). Ох и сильна! Вон в какую даль уехала!

О-Тори. Так-то это так, но только брошу я скоро эту торговлю. В последнее время дела идут без особого успеха.

Исэкин. Ну, тут уж ничего не поделаешь. Сейчас всюду плохо, что ни возьми.

О-Тори. Постарела я к тому же, здоровье не то, до каких же пор в чужих краях вести мне дела, не высыпаясь ни днем, ни ночью… Как подумаешь об этом, вспоминаются родные места…

Исэкин. Наша-то дрянная деревушка?!

О-Тори. Много лет я об этом и не помышляла. Должно быть, возраст дает себя знать. Я женщина одинокая. Случись вдруг умереть на чужбине, где воды перед смертью попросить не у кого, что будет с моими деньгами? Я уж и так и эдак все передумала; в мои годы, честное слово, невесело скитаться, не имея своего дома.

Исэкин. Да, вот оно что! Все верно. Вовремя ты спохватилась. Как появились деньги, самое милое дело – дом себе найти. Но неужели ты и в самом деле сейчас одна, О-Тори?

О-Тори (со смехом). Да, нет у меня никого.

Исэкин. Если деньги привалили, то мужчины должны толпами липнуть!

О-Тори. Тут вы правы. Раз уж я рассказала все как есть – скажу и об этом. Мне в каждом мужчине чудится вор, честное слово! Заводят такие сладкие речи, а посмотри на их рожи хорошенько – все как один метят на мои деньги. Я это прекрасно понимаю. Ха-ха-ха, вонючки! Поэтому я дала обет безбрачия и веду соответственный образ жизни.

Исэкин. Да, так оно и есть. Все они похожи на Ямакагэ!

О-Тори (неожиданно понизив голос). Да нет, я, право, не шучу. Я все тружусь, тружусь, одна-одинешенька, не зная, что со мной будет… Говорю без утайки: я ведь приехала в деревню, чтобы срочно вложить нажитые деньги в недвижимость, в усадьбу ли, в землю, чтоб беззаботно прожить остаток дней.

Исэкин (неожиданно серьезно). Раз уж об этом зашла речь, скажи, О-Тори, в самом деле, не этот ли дом ты себе присмотрела, как убеждает меня соседка? Она так из-за этого беспокоится, что даже слегла. Говорит, ты у нее дом отнимешь…

О-Тори (с усмешкой). Так что же, по-вашему, выходит, я старуху отравлю, а дом заграбастаю?

Исэкин. Да, так и говорит. Она… Вот почему я ей сказала: не беспокойся, мол, какой бы разбойницей О-Тори ни была, пока я рядом, пальцем не дам ей коснуться этого дома. (Внимательно смотрит на О-Тори.)

О-Тори (в гневе). Так вы считаете, что я тут торчу из этих соображений?!

Исэкин. Ну что ты! Но я видела, как ты каждый день о чем-то шепчешься с этим негодяем Ямакагэ, вот и решила, что натура твоя дрянная с тех пор не изменилась. (Снова пристально смотрит на О-Тори.)

О-Тори. А-ха-ха, мне наплевать, что говорит эта сумасшедшая старуха, но, оказывается, и вы обо мне так плохо думаете. Вас один и тот же бес попутал.

Исэкин (рассердившись). Ты стала городской дамой, О-Тори, и вздумала надо мной смеяться? Я тебе не позволю нос задирать! Если бы только старушка, а то и Сабу просил. Мол, сделай милость, отправь отсюда О-Тори как молено скорее.

О-Тори (неожиданно спокойно). Свинья неблагодарная этот Сабу! А вот теперь послушайте меня… Стоит мне разок покачать головой, и Сабу со старухой пойдут милостыню просить…

Исэкин. Сама ты неблагодарная! И меня, верно, хочешь с грязью смешать. Ты не знаешь, сколько я тут хлопотала для них, пока ты шаталась бог весть где и как! Окаянная!

О-Тори (со смехом). Зря вы так сердитесь. Рассудите сами: мог Сабу за каких-то три года заработать на стороне две тысячи иен или нет? Я хочу заполучить этот дом не для того, чтобы старухе досадить. А потому, что давно уже не верю людям и во всем полагаюсь только на себя!

Исэкин. Так эти деньги не Сабу привез?

О-Тори. Тоже еще простофиля! Этот Сабу со слезами умолял меня… Ну да ладно, знайте, что дом выкупила я, О-Тори. Может, и я вам теперь пригожусь, так что успокойтесь и хорошенько все продумайте. Годика через два я сверну дела в Дзёсю и поселюсь в этом доме. Чудесное приобретение!

Исэкин. Неужели это правда, О-Тори?

О-Тори. А Сабу покрасовался и уехал. Настоящий пройдоха, только с виду хорош. Да он мне звука поперек не смеет пикнуть!..

Исэкин. Что же это такое? Да неужели? Значит, Сабу даже матери не сказал?

О-Тори. Он меня на коленях умолял молчать.

Исэкин. Жаль мне тогда старушку!

О-Тори. В том-то и дело! Если б она знала, то… (Делает жест, будто затягивает на шее петлю.) Вот оно как! Поэтому я и от вас скрыла. Так что я одна оказалась виновата… Глупо…

Пауза.

Исэкин (спокойно, но решительно). А теперь у меня к тебе просьба, О-Тори: об этом – ни звука, ведь ей недолго осталось. А что если тебе переехать, когда ее уже не станет?!

О-Тори. Да, я так и думала. Я же не собираюсь сразу гнать эту каргу на улицу. (Пауза.) Знаете, я ведь уже хотела было отправиться в город, когда вы пришли. Мне пора…

Исэкин. Вот оно что! По делам едешь?

О-Тори. Да, есть кое-какие клиенты, долги соберу…

Исэкин. Ну, в добрый путь. Как вернешься, заходи, хоть пообедаешь спокойно. Словом, смотри, как получится…

О-Тори. Спасибо!

Исэкин уходит, совершенно подавленная. О-Тори провожает ее до двери, потом берет тетрадь и счеты, садится у очага. Достает из-за пазухи документы и разглядывает их в упоении; открывает когиелек, начинает подсчитывать деньги, щелкает на счетах. Долгая пауза. С улицы с задумчивым видом входит О-Сима.

О-Сима. Тетушка!

О-Тори не слышит ее и продолжает считать.

Эй, тетушка!

О-Тори (вздрогнув, в замешательстве прячет деньги). Что такое? Вот пристала!

О-Сима. У, мерзкая старуха! Когда я такое вижу, у меня кровь закипает от злости. Убить ее готова за эти деньги!

О-Тори. Будет неплохо. В тюрьму попадешь – с мужем повидаешься.

О-С им а. Вот скотина!.. Сделай милость, тетушка!

О-Тори. Не к лицу тебе попрошайничать! Неси залог – в любое время ссужу тебе денег.

О-Сима. Вот тебе залог – две дочери, выдай авансом пятьдесят монет.

О-Тори. Не по адресу обращаешься.

О-Сима. Из жалости хотя бы плати им каждый месяц. Или я не родня тебе?

О-Тори. Уж извини. Терпеть не могу всю эту «родню». Бесполезно просить.

О-Сима (задумчиво). Ну что ж, тетушка, если ты их оденешь, накормишь…

О-Тори. Вот это – пожалуйста!

О-Сима. Ах, дрянь! Забирай обеих…

О-Тори. Вот как! Ну что ж, раз ты согласна, я их возьму. Мне как раз надо менять трех-четырех девчонок. Удачно складывается! Все равно, где их нанимать. Итак, по рукам.

О-Сима (поднимается, словно рассердившись). Деньги давай! Хоть одну чарку опрокину! Хватит и пятидесяти дзэни, тетушка!

О-Тори протягивает ей монеты.

А еще пятьдесят?

О-Тори. Нет, не получишь.

О-Сима. Тьфу! Старая скряга! (Уходит.)

О-Тори убирает тетрадь, счеты, направляется в гостиную и сталкивается лицом к лицу с О-Кадзи.

О-Тори (удивленно). В чем дело, сестрица? Что ты делала в моей комнате?

О-Кадзи (с ненавистью). В этом доме твоей комнаты нет!

О-Тори. Хм, вон там твоя постель! (Указывает пальцем в глубь сцены.) Лежи и помалкивай! Побирушка! (Выходит ненадолго и тут же возвращается.) Ах ты воровка! Рылась в моих вещах!

О-Кадзи. Да, я проверила, не украла ли ты чего у Сабу. Пока я жива, ты меня не проведешь…

О-Тори (с досадой). Одной ногой в могиле, а чуть что – сразу грязью поливает! Добить меня хочешь, да?!

О-Кадзи. Уезжай скорей. При мне у тебя ничего не выйдет, как бы ты ни старалась. Нечем тебе поживиться. Не осталось даже циновок. Только куры да я. Убирайся!

О-Тори. Как ни жаль, но, может быть, вместо меня на сей раз придется сматываться тебе. Хотя посмотрим, как ты себя будешь вести. Я по натуре не такой жестокий человек, чтоб вышвырнуть на улицу умирающую старуху.

О-Кадзи (с ненавистью). Ах ты воровка, ты всегда зубы заговаривала! Думаешь меня с толку сбить! (Кричит.) Хватит! Вон отсюда!

О-Тори. Я могу рассердиться, сестрица. Ты это знаешь! И тогда тебе не поздоровится. Так что смотри…

О-Кадзи (смеется). Ты думаешь меня запугать?! Ты не смеешь даже порог переступать этого дома. Я тебя держала из жалости. Не знаю, чем ты там занимаешься в Дзёсю. Но за твои прежние дела тебя ни на минуту нельзя оставлять в этом доме. Уезжай и никогда сюда не возвращайся.

О-Тори (с усмешкой). Ох, сестрица, ты все твердишь «этот дом», «этот дом», а что если я его купила?! И тогда мне прикажешь не переступать его порога?

О-Кадзи. Что?! Ах ты бродяга, забыла уже слова покойного брата? Душа его не допустит, чтобы усадьба попала в твои руки.

О-Тори. Душа его скажет мне спасибо. Как можешь говорить это ты, которую грязный ростовщик отсюда выгнал?!

О-Кадзи. Пусть дом достался бы кому угодно, но только не тебе! Дрянь! Сколько же у тебя денег? Ты думаешь, я не знаю, как ты их нажила, злодейка?! Ах вот для чего ты вернулась в деревню! Не повезло! Жаль мне тебя, Сабу перед отъездом все уладил!

О-Т о р и. Мне тебя тоже жаль, сестрица! Ты ведь считаешь, что Сабу вернул этот дом. Тот самый Сабу, который сидит без гроша и даже деньги на обратный путь у меня взял.

О-Кадзи (вдруг потеряв уверенность). Что-что? Долго ты еще будешь надо мной издеваться? Вот ведь мерзавка! Люди знают, что Сабу привез с юга много денег. Спроси-ка у Ияма!

О-Тори. Ты же не переживешь, если я всем расскажу правду. Да и Сабу не сможет вернуться в деревню. Стать таким посмешищем!

О-Кадзи (смертельно бледная, дрожа всем телом). Лжешь! Негодяйка! Лжешь! Негодяйка!

О-Тори. Поэтому… Да не поднимай шума! Постыдилась бы! Я теперь при деньгах. Короче говоря, он где-то прослышал об этом и весь в слезах приехал ко мне. Ясно тебе, сестрица?! Да я и сама бы не перенесла позора, если б дом попал в чужие руки. Поэтому, не раздумывая, одолжила Сабу две тысячи. Теперь тебе все должно быть ясно.

О-Кадзи (кричит, надрываясь). Лжешь! Ты лжешь!

О-Тори. Поди узнай в управе.

О-Кадзи, обессилев, падает ничком.

Так что лучше не болтай лишнего. Ничего плохого я тебе не сделаю. Я думала: живи, пока живется, в свое удовольствие, только слушайся меня. И что же? Ты обзываешь меня негодяйкой! Но я тебя не выгоню, будь спокойна…

О-Кадзи (задыхаясь). Дерьмо, помирать буду, о-о-о, а к тебе за помощью не пойду…

О-Тори. Вот наказание! Ну что ж, поступай как знаешь. Но пока Сабу не вернет денег, этот дом – мой. Впрочем, у него нет никакой надежды заработать такую сумму. Поэтому в доме распоряжаться буду я.

О-Кадзи (стонет, словно ей трудно дышать). Сабу! Сабу! Погляди, что ты наделал! Чем этой мерзавке, уж лучше бы Ияма… не знаю…

О-Тори. Не упрямься! Так что ты собираешься делать?!

О-Кадзи (задыхаясь.) Обо мне не беспокойся. Мне даже голос твой слышать противно.

О-Тори. Ну, как знаешь. Зря время потеряла. (Быстро удаляется в комнату.)

О-Кадзи поднимается, проходит к черному ходу, возвращается с лестницей. При этом она едва не падает и ужасно задыхается; из последних сил старается приставить лестницу к верхнему этажу конюшни. Ей с трудом удается это сделать. О-Кадзи садится на корточки, обхватив лестницу руками, и замирает.

О-Тори (входит готовая к отъезду). Что ты делаешь, сестрица?!

О-Кадзи неподвижна.

Не валяй дурака!

О-Кадзи. Ухожу из твоего дома. А куры – мои. Куры – мои. Не дам тебе их украсть! (С трудом поднимается по лестнице и не переставая зовет.) Цып, цып, цып… (Срывается вниз.)

О-Тори долго смотрит на нее. Что-то выкрикивая, входит подвыпившая О-С и м а. Увидев лежащую на полу О-Кадзи, сразу умолкает.

1934