"Нагиб Махфуз. Да осчастливит Аллах твой вечер! " - читать интересную книгу автора

- Великолепно, они поселились там навсегда. У меня теперь внуки... Что
ж, таков мой удел.
В последних словах ее прозвучала горечь.
- Ты к ним не ездила? - спросил я.
- Один раз совершила там малый хаджж.
- Поздравляю тебя, хаджа[17], - произнес я с грустью.
- Желаю тебе тоже его совершить,- ответила она. - Если ты когда-нибудь
захочешь поехать, они тебя примут.
- Все зависит от воли Аллаха. Скажи лучше, как твое здоровье?
- А твое?
- Слава богу, лучше быть не может.
- Я тоже не жалуюсь, разве что пришлось вставить зубы.
- Это ничего.
- Я молю Аллаха о счастливом конце.
- Тебе еще жить и жить! - пылко воскликнул я. - Как я счастлив, что
тебя вижу!
- Я тоже. Жаль только, что ты одинок.
- Но ты тоже одинока.
- Я хочу сказать, - мягко произнесла она, - что тебе следовало бы
обзавестись женой и детьми.
- Что поделаешь, судьба... - сказал я с сожалением.
Мы смолкли, чтобы перевести дух. Я осушил бутылку до дна и весь
покрылся потом. Между действительностью и мечтой - огромная пропасть. Я
представлял себе, что без труда направлю беседу в нужное русло, что ринусь в
объятия к Маляк, отягощенный скопившейся за долгие годы страстью, что свершу
то-то и то-то. Здесь же все дышит благопристойностью. Передо мной сидит
чопорная дама, не позволяющая ни малейшей вольности. Сверху на нас смотрят
портреты. Они как бы участвуют в беседе, не допуская никакого безрассудства,
окрашивая нашу встречу в печальные тона. Интересно, о чем она думает?
Неужели в ее памяти не всплыл ни один обольстительный образ из прекрасного
прошлого? Может ли она обуздать свои мысли так же, как свое поведение? Мне
хочется уловить в ее глазах хотя бы легкий намек, искру игривости,
мимолетную стыдливость, тень улыбки - это бы объяснило многое. Но я встречаю
лишь серьезный, участливый взгляд, взгляд, каким родственница смотрит на
родственника, встреченного ею на закате жизни. Неужели прежняя Маляк никогда
не вернется? Как бы то ни было, я не уйду из этой квартиры не солоно
хлебавши. Неужели собственная трусость заставит меня раскаиваться до
последних дней жизни? Набравшись смелости, я спросил:
- Ты не против, если мы будем время от времени скрашивать визитами наше
одиночество?
- Милости прошу, - ответила она спокойно, потом, поколебавшись,
добавила: - Но...
Поняв, что кроется за этим "но", я сказал:
- Мы ведь родственники, да и возраст наш исключает всякие пересуды.
Она промолчала.
- Значит, ты не согласна, чтобы я тебя навещал! - расстроился я.
- Я этого не говорила, - тотчас ответила она.
- Может быть, ты за строгий образ жизни?
- Это то, о чем нам не мешает подумать.
- Я хотел бы, чтобы ты высказалась со всей откровенностью.