"Бетти Махмуди. Пленница былой любви " - читать интересную книгу автора

обозначает "лунный свет".
Но для меня Махтаб - это солнечный блеск.
Когда шасси самолета коснулись посадочной полосы, я взглянула на
Махтаб, потом на Муди и уже знала, зачем приехала в Иран. Мы вышли из
самолета и сразу же погрузились в обволакивающий тяжелый зной тегеранского
лета. А было еще только раннее утро.
Махтаб прильнула к моей руке. Ее карие глаза познавали этот чужой мир.
- Мамочка, - шепнула она, - я хочу в туалет.
- Хорошо, сейчас поищем.
В здании аэропорта нас встретил невыносимо тяжелый запах человеческого
пота. Я надеялась, что мы быстро покинем это помещение, но зал был
переполнен пассажирами с нескольких рейсов, и все толпились и пробирались к
одной стойке, где производился паспортный контроль и откуда был единственный
выход из этого зала.
Нам пришлось прокладывать себе дорогу локтями. Я держала Махтаб в
объятиях перед собой, чтобы ее не придавили.
Я знала, что женщины в Иране должны закрывать плечи, ноги, лоб, но меня
поразил вид сотрудниц аэропорта и большинства пассажирок, которые были почти
полностью покрыты чем-то, что, как мне сказал Муди, называется чадрой. Это
кусок ткани в форме полукруга, который забрасывается на голову и плечи. Он
окаймляет лоб и подбородок, оставляя открытыми только глаза, нос и рот.
Наиболее религиозные иранки оставляли открытым только один глаз. Женщины,
бегавшие по взлетному полю, таскали в одной руке тяжелые чемоданы, а другой
придерживали чадру под подбородком. Длинные полотнища развевались во все
стороны. Меня это особенно удивляло, так как носить чадру было вовсе не
обязательно. Остальная одежда была в соответствии с суровыми требованиями
кодекса, но эти мусульманки по собственному желанию, несмотря на изнуряющий
зной, надевали поверх всей одежды еще и чадру. Здесь я воочию убедилась,
какую великую власть имели над ними общество и религия.
Не менее получаса нам потребовалось, чтобы пробраться к стойке для
проверки паспортов, где хмурый сотрудник посмотрел на наш, один на троих,
иранский паспорт, поставил печать и махнул рукой проходить.
- Мамочка, я хочу в туалет, - повторила Махтаб, нервничая.
Муди спросил по-персидски женщину в чадре, куда идти. Она объяснила и
поспешно удалилась, занятая собственными делами. Муди остался присмотреть за
багажом, пока мы искали туалет, но, когда мы приблизились к входу, дыхание
перехватило от невыносимой вони. Все-таки войдя туда, мы нашли только дыру в
цементном полу, который был загажен кучами экскрементов с роящимися над ними
мухами.
- Здесь очень воняет, - закапризничала Махтаб, оттаскивая меня за руку.
Мы побежали обратно к Муди.
Махтаб мучилась, но предпочитала терпеть, пока мы не приедем в дом
сестры Муди, о которой он всегда говорил с большим уважением. Сара Махмуди
Ходжи опекала всю семью, и все с почтением обращались к ней не иначе как
Амми Бозорг - уважаемая тетя.
"Все будет хорошо, как только мы окажемся в доме Амми Бозорг", - думала
я.
Махтаб очень устала, но сесть было негде, и мы распаковали прогулочную
коляску. Махтаб тотчас же устроилась в ней.
Вдруг мы услышали чей-то громкий голос, как будто обращенный к нам.