"Норман Мейлер. Нагие и мертвые (Роман про войну)" - читать интересную книгу автора

выигрыши достались этому тупому болвану с юга. Галлахера грызла совесть.
Он проиграл по меньшей мере тридцать фунтов, то есть почти сто долларов,
и. хотя большую часть этих денег он выиграл в предыдущие дни, нельзя
оправдать его проигрыша в настоящей игре. Он вспомнил о своей жене Мэри,
беременной на седьмом месяце, и попытался представить себе, как она
выглядит. И тут опять им овладело чувство вины. Кто дал ему право
разбрасывать деньги, которые надо было отправить жене? Его все больше и
больше охватывало чувство горькой досады; рано или поздно все
оборачивалось для него плохо. Губы Галлахера плотно сжались. Как бы он ни
старался, как бы много ни работал, никогда из этого ничего хорошего не
получалось. Чувство досады на какой-то момент заполнило все его существо.
Ему всегда чего-то хотелось, но это что-то только дразнило его и исчезало
прежде, чем он мог дотянуться до него. Галлахер посмотрел на одного из
ординарцев - Леви, который тасовал в этот момент колоду карт. Этому еврею
чертовски везло. Чувство досады внезапно переросло в ярость, подступило к
горлу, и Галлахер разразился бранью:
- Ну ты там! Какого черта тянешь резину? Хватит тебе мусолить карты!
Сдавай! Мы сидим здесь, чтобы играть, а не ковырять в носу.
Леви бросил на Галлахера удивленный взгляд и, передразнивая, ответил в
тон ему:
- О'кей! Прекращаем ковырять в носу, начинаем играть и выигрывать.
- Остряк-самоучка! - проворчал себе под нос Галлахер.
Коренастый, жилистый, Галлахер производил впечатление упрямого и
раздражительного человека. И лицо у него было неприятное, усыпанное
щербинками и красно-фиолетовыми прыщами и угрями.
То ли из-за-цвета лица, то ли из-за скошенного набок длинного
ирландского носа он всегда выглядел сердитым, хотя ему было всего двадцать
четыре года.
На этот раз ему пришла семерка червей. Осторожно приоткрыв уголки
сданных ранее двух карт, Галлахер обнаружил, что там тоже черви. Такая
карта уже позволяла на что-то надеяться.
Флешь не шла к нему весь вечер, и он считал, что в этом коне она никак
не должна обойти его. "Теперь им не удастся облапошить меня", - подумал он.
Уилсон поставил один фунт, но Галлахер поднял ставку.
- Давайте-ка сделаем приличный кон, - проворчал он сердило.
Крофт и Леви бросили деньги на кон, а когда второй ординарец спасовал,
Галлахер почувствовал себя обманутым.
- В чем дело? - спросил он. - Уже струхнул? Зря сегодня стараешься. Вот
завтра покатится твоя голова в одну сторону, а задница в другую.
Последние слова Галлахера затерялись в шелесте банкнот, выкладываемых
игроками на сложенное вдвое одеяло, на котором они играли. Но, сказав эти
слова, Галлахер и сам ужаснулся, как будто от богохульства. "Святая
Мария..." - быстро произнес он несколько раз про себя начальные слова
молитвы. Он увидел себя неподвижно лежащим на берегу с кровавым пятном на
том месте, где должна быть голова.
Следующая карта оказалась пикой. "Отправят ли мое тело домой, - подумал
он, - и придет ли на могилу Мэри?" Жалость к себе была приятной. На
какой-то момент ему страстно захотелось увидеть в глазах жены сострадание.
"Она поймет меня", - подумал он. Однако, как только он попробовал
представить себе Мэри, вместо нее в его воображении появилась открытка с