"Норман Мейлер. Крутые парни не танцуют " - читать интересную книгу автора

наш пляж, было полно машин, словно к нам стремилось все население
Кейп-Кода. Тогда Провинстаун был пестрым, как Сен-Тропез, а по воскресным
вечерам - замусоренным, как Кони-Айленд. Однако осенью, когда народ
разъехался, городок стал совсем другим. От нескольких десятков тысяч душ,
бурливших на улицах, остался лишь осадок в три тысячи местных жителей, а в
голые тоскливые будни можно было подумать, что их не больше тридцати - и те
прячутся.
Другого такого города на свете не существует. Если вы не любите толпы,
летнее нашествие отдыхающих может оказаться для вас губительным. С другой
стороны, если вы не выносите одиночества, за долгую зиму сосуд вашей души
может переполниться ужасом. На Мартас-Виньярде, меньше чем в пятидесяти
милях к югу и западу, вырастали и разрушались горы, этот остров видел
наступление и спад океанов, жизнь и смерть великих лесов и болот. По
Мартас-Виньярду бродили динозавры, и их кости спрессовались в геологический
слой. Ледники приходили и уходили, то буксируя остров к северу, то
отталкивая его обратно на юг, точно баржу. Некоторые ископаемые с
Мартас-Виньярда имеют возраст в миллион веков. Северную же оконечность
Кейп-Кода, где стоял мой дом, ту землю, на которой я жил, - длинный
спиралевидный отросток на самом конце мыса, покрытый дюнами и
кустарником, - ветер и море создали лишь за последние десять тысяч лет. По
геологическим меркам это не больше одной ночи.
Наверное, поэтому Провинстаун так прекрасен. Зачатые ночью (ибо можно
поклясться, что они выросли во мраке одной-единственной бури), на рассвете
его песчаные отмели влажно блестят с девственной непорочностью края,
впервые подставляющего себя солнцу. Десятилетие за десятилетием художники
приезжают писать свет Провинстауна и сравнивают эту местность с
венецианскими лагунами и голландскими болотами, но потом лето кончается,
большинство художников уезжает, и город открывает глазам длинное несвежее
исподнее новоанглийской зимы, тусклой и серой, под стать моему настроению.
Тогда вспоминаешь, что краю этому всего десять тысяч лет и у здешних
привидений нет корней. Это не Мартас-Виньярд - здесь не найти ископаемых
останков, которые привязали бы духов к себе, и потому наши бесприютные
призраки, кренясь, проносятся с ветром по двум центральным улицам городка,
что огибают залив вместе, как две идущие в церковь старые девы.
Если по этому можно судить, как работал мой мозг на двадцать четвертый
день, становится очевидным, что меня одолевала тяга к самоанализу и
саморазрушению, тоска, питаемая и прошлым, и настоящим. Двадцать четыре дня
без жены, которая внушает тебе любовь, ненависть и определенно страх, - и
ты с гарантией прирастешь к ней самым комлем своей души. Как ненавидел я
вкус сигарет теперь, когда закурил снова!
Кажется, в тот день я прошел весь город насквозь и вернулся обратно к
своему дому - к ее дому, потому что мы купили этот дом па деньги Пэтти
Ларейн. Я прошагал три мили по Коммершл-стрит и возвращался уже почти в
сумерках, но я не помню, с кем говорил по пути и кто - много их было или
мало - проезжал мимо в машине и предлагал меня подбросить. Помню только,
что добрел до самой окраины городка, до пляжа за последним домом - места
высадки первых английских колонистов. Да, они высадились не в Плимуте, а
здесь.
Я часто размышляю об этом событии. Переплыв Атлантику, колонисты
увидели на горизонте землю, и этой землей были скалы Кейп-Кода. У берега,