"Норман Мейлер. Евангелие от Сына Божия" - читать интересную книгу автора

яблоки с райского древа обладали знанием о добре и зле, и порой казалось,
что добро и зло по-прежнему таятся в любой деревяшке. Тратишь многие дни на
прекрасный чурбак, а он предает тебя из-за одного неверного движения. Или
доска вдруг раскалывается сама по себе. Со временем я поверил, что даже
необструганная доска отлично разбирается в добре и зле (и всегда норовит
сотворить последнее). Но это неудивительно: проходя мимо доброго дерева,
злой человек непременно смутит его листву.
И все же за работой мы обретали мудрость. Когда дело спорилось, на душе
было хорошо и покойно. Меня радовал запах крепко сколоченного комода, и
светлый дух витал между древесиной и моими ладонями. Уж не знаю, как это
понятнее выразить. В моей семье об этом не говорили. Мы были ессеями, то
есть самыми истовыми почитателями единого иудейского Бога. Ессеи глубоко
презирали римлян - за то, что они молились многим божествам. Поэтому дома я
и заикнуться не мог о духе, жившем в древесине. Духи - это язычество, а муж
моей матери, плотник Иосиф, воспитал меня в вере в единого Бога, такой же
крепкой, какую сам хранил в душе своей. Иосиф, когда не работал, носил белые
одежды и часто стирал их, даже если вода в колодце стояла совсем низко.
Соблюдение чистоты - один из главных ессейских догматов.
Немудрено, что женились ессеи редко, и муж ложился с женой, только
когда Бог повелевал ему зачать ребенка. Остальные евреи считали ессеев
сектой и предсказывали нам вымирание (и весьма скорое!), если мы не
обратимся к общепринятым традициям.
Теперь вы понимаете: меня учили сторониться женщин. Искать близости и
даже просто подходить к женщине запрещалось. Нам надлежало стать воинством
Божиим, а близость с женщиной уносила силы, которые вели нас к этой великой
цели. Таков был закон, и преступить его мы не имели права, пусть даже война
во имя Божие продлится всю жизнь.

3

Когда мне исполнилось двадцать семь, ученичество закончилось. Я и сам
стал мастером, хотя продолжал работать с Иосифом. В юности другие
подмастерья завидовали мне, считая наставника моим отцом, но я мог бы
поклясться, что Иосиф жил богоугодно и относился ко всем ученикам равно
уважительно, как и к своей работе. Видя мое прилежание, Иосиф кивал и
говорил: "Если Бог уготовил, из тебя выйдет хороший плотник". Что он имел в
виду? Произнося такие слова, он обыкновенно отворачивался и сжимал губы,
точно боялся проболтаться.
На самом деле к старости память его ослабела, и он позабыл, что главный
секрет - историю моего рождения - он рассказал давно, когда мне было
двенадцать лет. Впрочем, я и сам помнил это весьма смутно, потому что узнал
об этих событиях в дороге, на пути из Большого иерусалимского храма в
Назарет, и был настолько потрясен услышанным, что по возвращении домой
свалился в тяжелейшей горячке. И казалось, позабыл рассказ Иосифа напрочь.
Правда, я думаю, дело не в болезни. Просто мне не хотелось об этом думать. И
лишь восемнадцать лет спустя, когда мне исполнилось тридцать и я оплакивал
смерть Иосифа, я вспомнил его давний рассказ.
Моя семья, как и другие ессеи из Назарета, богачи и бедняки, за неделю
до Песаха облачалась в белые одежды и отправлялась в Иерусалим. Мы шли
толпой, так что могли не бояться промышлявших на дорогах грабителей. Три