"Иван Иванович Макаров "Рейд "Черного жука" " - читать интересную книгу автора

только что вернулся с войны. Играя с сыном, он подбрасывал его вверх и
ловил. Случилось так, что ребенок выскользнул у него из рук, упал, захирел и
помер. Нелепо звучит эта ненужная исповедь Артемия. Но он входит в раж и с
неисповедимой горечью восклицает:
- И какое же, я прямо скажу, удовольство душе. Ты его кверху кинешь и
ловишь. А он закатится да э-так оттуда тебе, в ладошки горячей жопёнкой -
шлеп. Никакое угодье душе не надо.
Цыган отстает, часто оглядывается и прислушивается. Я слышу, как вдали
над рекой тревожно и гневно гудят в темноте гуси. Глухо и настороженно
стучат копыта коней.
Андрей-Фиалка склоняется ко мне и глухо спрашивает:
- Мне вернуться?
Я молчу. Я не хочу приказать ему "вернуться", но меня беспокоит дикое
положение брошенного ребенка. Я хочу остаться непричастным к его
насильственной смерти. Пусть Андрей это сделает сам, без моего согласия.
Но он не понимает меня. Через сотню шагов он дарит мне кольцо, снятое с
жирного китайца. Я машинально беру его и надеваю на большой палец. Подарок
свой Андрей-Фиалка понимает как повод, чтобы вновь заговорить о покинутом
ребенке.
- Вернуться?.. "Поговорить"? Скородье? - тихо гудит он.
Слово "поговорить", когда оно у него обозначает "определенное", он
всегда произносит певучим альтом.
Артемий услышал его, понял и круто смолк. Видимо, и цыган догадался. Он
быстро подтянулся к нам и насторожился. Сотню шагов мы едем молча. Все
четверо мы знаем, о чем думает каждый из нас.
Внезапно Андрей натянул поводья и повернул обратно. Цыган вздрогнул и
хотел что-то сказать. Андрей-Фиалка заметил это его намерение, нагнулся к
нему и зарычал:
- А и дура - чертова мама.
Дядя Паша Алаверды согнулся и беспричинно задергал поводьями.
Андрей-Фиалка ускакал.
Втайне я вздыхаю облегченно. Видимо, оттого, что я уже несколько отвык
от подобных "издержек" войны.
Мысленно я восклицаю вслед Андрею:
"Умница... умница!"


Андрей нас догнал у переправы. Он взволнован. Этого с ним никогда, или
вернее - почти никогда, не бывало. Цыган все время косится в его сторону и
украдкой всматривается в правое его бедро, где Андрей прячет свой тесак,
"гвоздик", как он его зовет.
Начинается переправа. Несколько километров Артемий ведет нас через
разлив: кони бредут по брюхо в воде, но почва твердая, песчаная, слышно, как
в воде под копытами скрипит галька. В темноте кажется, что нет конца этому
черному, как деготь, разливу.
Андрей ощущает неодолимую потребность что-то сказать. Он несколько раз
пытается что-то произнести, но не может начать: рассказать что-либо
волнующее он может только лишь "с разбегу".
Наконец он решился и промолвил:
- Скородье, я плакат там прилепил. Накрыл, то исть, плакатом его.