"Иван Иванович Макаров "Рейд "Черного жука" " - читать интересную книгу автора

пронеслись, на душе становится холодно. Быстрый полет их для меня всегда был
предвестником стужи. А еще - маленькие пичужки, похожие на синиц. Поблекшая,
обожженная морозом трава. По застывшим стволам черных березок ползает
множество этих синичек. Цыкают они тихо, как сверчки днем. Я затаился -
гляжу на них. Одиночество подкатывает к сердцу.
Слышу чей-то голос:
- Может, по домам разойтись? Что же ветры перемывать.
- Сиди. Объявят, и домой попадешь, - отрезают ему.
В другой группе вполголоса запевают песню. Но она не слаживается и
умолкает. К ним подходит Киряк, или, как его теперь прозвали, Ананий -
адская машина. Оказалось, он утаил свою тирольскую шляпу и, когда мы без
дела, носит ее вместо шлема.
- Эко я обучу вас нашинской, тамбовской, - заявляет он. Ананий бывший
антоновец. Но с Антоновым он разошелся "по-идейному", имел свой отряд,
действовавший "сапаратно".
Ананий садится на корточки, упирается локтями в коленки, обхватывает
ладонями щеки. Поет он безголосо, скверно, но песня мне нравится.
Антоновская песня. Мотив ее - что-то среднее между "Бродягой забайкальским"
и старинной песней "Уж ты воля, моя воля".

То ли солнышко не светит,
Над головушкой туман
То ли пуля в сердце метит,
То ли близок трибунал.

Незаметно я придвигаюсь ближе к ним. Я хочу дослушать песню. Печально
глядя вдаль, Ананий тянет. Голос у него тонкий-тонкий, бабий голос, и
дрожит:

Не к лицу нам покаянье, -
Коммунист - огонь, огонь.
Мы бессмертны, до свиданья!
Трупом пахнет самогон.

Позади я слышал, как философствует Андрей-Фиалка. С ним редко бывает
приступ такого словоизлияния. Но раз он "разбежался", то уже не остановится.
- ...и вот, дура-мама, весна. По всей-то землешеньке цветут вишневые
сады, грядами, а между ими зеленя по колено. И - шабаш. Весь, дура-мама, мир
стихнет. Мечи перекуют на оралы. Я объявляю: ни у какой дуры-мамы не
удержится злоба на душе перед такой красой.
Ему возражает парень с жиденькой бородкой. Этот действительно был
монашком в Раненбургском монастыре. За воровство он был сослан большевиками
в Казахстан, но оттуда пешком пришел в Китай, через Монголию. Все знают, что
он вор, и он этого не таит. Это его "чесная профессия".
- А я, братцы, - гнусливым голосом поет он, - одной зрительности
держусь: социализма, отменная, скажу, социализма, на земле утвердится через
воровство. Зрительность моей точки такая: собственностей на земле не будет,
вот и мир воцарится, благословенность в человецах утвердится. А, братцы,
ворами собственность как раз не допускается.
Китаец восхищенно смотрит на них. Из всего их разговора он понимает