"Эд Макбейн. В любое время могу бросить..." - читать интересную книгу автора

заложить свой портативный радиоприемник, чтобы получить капсулу, а когда
зелье почти не подействовало на меня, я был готов задушить этого грязного
негодяя, который всучил мне подделку. Позднее, когда я раскатал Гарри-Коня
на бесплатную порцию, то забыл об этом говенном торговце и действительно
был готов из шкуры выскочить, когда нагрянули копы.
Значит, прошло двенадцать часов, и один Бог знает, сколько теперь
времени. Судя по поту у меня на лбу, было довольно поздно, черт побери! По
дрожи в руках, твердому комку в желудке и тику, который начинал дергать
уголок моего рта, по зуду в спине можно было судить, что прошло довольно
много времени. Словно обезьяна начинала скрести своими когтями, точно,
обезьяна! Она весила двадцать пять фунтов, сидела у меня на плечах и
царапалась, и единственный способ стряхнуть эту обезьяну - ввести косячок
героина, лежащий на бетоне, шприцем, который примостился с ним рядом в
углу, блестя иглой в луче света.
Если бы я был наркоманом, то с ума бы сошел оттого, что вижу этот
желанный косячок и не могу до него дотянуться. Ко мне потихоньку начала
подкатывать тошнота, а потом стал прошибать пот, горячие липкие капли
стекали у меня по подбородку, по шее и по позвоночнику. Я не мог сидеть
спокойно, но и двигаться тоже не мог из-за того, что нога моя, застрявшая
в решетке, была словно свинцовая. Я стал чесать спину, потом лицо, у меня
зудело все тело, а комок в желудке начал переворачиваться. В конце концов
рвотные массы вырвались у меня изо рта прямо на решетку сточной трубы, на
штанины. От омерзительной вони меня снова вырвало, только на этот раз в
желудке у меня уже ничего не осталось, и тело мое сотрясалось от тщетных
рвотных позывов, пот лился ручьем. Ощущение было такое, словно я заболел
малярией.
Через некоторое время это состояние прошло, как обычно. Однако я
знал, что оно не исчезло навсегда, потому что обезьяна все еще сидела у
меня на плечах и царапалась, и у меня клацали зубы. Я попытался поддержать
нижнюю челюсть, но, черт побери, не смог. Я думал, что, услышав щелканье
моих зубов, все жители близлежащих домов бросятся к окнам, и все время
благодарил Бога за то, что я не наркоман, потому что тогда мне бы несладко
пришлось.
Я пытался собраться с силами, прислонился спиной к стене. Моя нога
теперь так распухла, что ни за что не пролезла бы через прутья решетки. Я
прислонился спиной к стене и посмотрел вверх на освещенные окна,
занавешенные шторами, на которых видел танцующие тени, словно образы в
наркотическом сне, как те тени, что я наблюдал однажды, когда один фрукт
из другого района угостил меня опиумом. Вот это, я вам скажу, было
ощущеньице! Только у того фрукта были такие желтые зубы и кожа как
пергаментная. Я подумал и решил после того вернуться к доброму старому
героину. Но все-таки это было клево, со звуками которых я никогда прежде
не слышал, как будто классный оркестр дул в свои трубы и бил в свои
барабаны, и звуки были ясные и чистые, я даже мог различить нежный
разговор труб и низкое подвывание тромбонов. А еще там были цвета, словно
они танцевали в ритм со звуками, - ярко-красные вспышки, отчаянно-алые и
нахально-желтые. Они так и мелькали у меня перед глазами. Этот опиум был
силен, я вам скажу, лучше, чем понюшка кокаина, который я однажды
попробовал, и даже лучше морфия, который Гарри-Конь давал мне давным-давно.
Я наблюдал за тенями на занавесках, а потом за одной тенью, которая